Частная практика - Екатерина Насута
Нехорошо подсматривать.
Но и отвернуться неправильно, потому что именно сейчас он таков, каков есть. Без масок, без желания что-то спрятать от неё, будто Катерина враг. Да и в целом-то… ничего плохого она не делает.
Просто смотрит.
А потом Гремислав обернулся, и Катерина поняла: почувствовал. А может, и увидел. Первым порывом было отскочить от окна, притворившись, что её здесь нет. Но с порывами своими Катерина давно уже научилась бороться. А потому просто помахала рукой.
В конце концов, если так жаждал одиночества, мог бы и получше спрятаться.
Надо бы чайник поставить. Небось, после таких зарядок любой нормальный человек от чаю не откажется. И ненормальный тоже. Катерина знала точно.
Она добрела до кровати, чтобы скинуть одеяло и даже одеться успела, когда телефон зазвонил вновь. Номер был незнакомый.
— Да?
— К-кать? — тихий шелестящий голос заставил её замереть. — К-кать? А ты н-не дома?
— Настюша? Ты… где?
— Я… мы… п-приехали. Я… д-думала… а ты вот…
— Я за городом. На даче у Ленки. Ты… ты к тёте Свете зайди. Я у неё ключи оставила. Я сейчас выеду. Скоро…
Дорогу точно ещё не чистили, а значит, скоро не получится.
Но если на утренней электричке, то, может, и быстрее.
— Я… уже… я у тебя.
Дышать стало легче.
— Хорошо.
— Ты… не спеши. Мы тут… мы… мне… наверное, надо… ты предлагала… помощь. Я… решила… поняла.
— Настюша, — сердце в груди застучало быстро-быстро. — Я всё сделаю. Я помогу. Обязательно. Ты только не исчезай. Хорошо? Дождись меня обязательно.
То ли место повлияло так, то ли разговор с этой женщиной, с которой изначально Гремислав не собирался разговаривать, но как-то оно само получилось. Главное, что уснул он сразу и без сновидений. Разве что словно та полуузнанная песня где-то появлялось, но далеко и смутно, и тотчас исчезала, так и не пробившись в сознание.
А вот очнулся он в шесть утра.
Часы мерно тикали.
Стояла тишина, разве что дерево чуть поскрипывало. Хороший дом, только недосмотренный. Тут бы порядок навести. Двери вон чуть разбухли. Крышу надо бы поправить. Да и с окнами неладно, вон, заложены, заклеены полосками бумаги, а всё одно холодом тянет.
И выстыл дом куда сильнее, чем должен был.
Гремислав осторожно сел в кровати.
Осмотрелся, благо, полумрак помехой не был. Комната… одна из нескольких: дом достаточно велик. Эта, видимо, была спальней. От кровати и белья исходил едва уловимый запах старого места. Нельзя сказать, чтобы неприятный, скорее уж выдававший, что в доме этом люди не появлялись давненько.
Пускай.
Стол у окна.
Стул. Низкая тумба, укрытая вязаной скатертью. Ваза. Полка. Книги. Взгляд выхватывал один предмет за другим, окончательно привязывая сознание к действительности.
Прикрытая дверь.
И тишина.
Зимой рассветы поздние. И женщина наверняка спит. Вспомнив о ней, Гремислав покачал головой. Нехорошо получилось. Недостойно. Сперва это его… недоверие?
Потом и то, как он отключился, заставив возиться с собой.
И задержал.
У неё наверняка дела имелись, а она вот… потом ещё позже, разговор этот. И нож под рукой. И странно, что не испугалась она. Как-то вот спокойно взяла и осталась наедине с малознакомым мужчиной, который за обедом к себе поближе ножи подвигает.
Будто ему своего, в сапоге припрятанного, мало.
В затылке вдруг будто иглой кольнуло, и так, что пальцы судорогой свело. Гремислав почти ощутил в руке выглаженную рукоять, знакомую в каждой неровности своей. Сам вытачивал из рога мёртвого Хозяина леса, Гремиславом же добытого. Сам заговаривал.
Сам…
Что?
Он сдавил голову, силясь вспомнить, но пелена снова дразнила, то почти развеиваясь, то становясь плотнее. Нет уж. Так легко не выйдет.
В какой-то момент боль стала такой оглушающей, что он потерялся. А очнулся уже во дворе. Босой. В портах и рубахе, как был. С какой-то палкой в руке, и главное, что рука эта тянулась в знакомый выпад, да и всё тело было горячим, распаренным.
Значит, он здесь уже давно.
И значит, снова был провал.
Третий?
Четвёртый?
Тело, споткнувшееся было, продолжила вязать узор из заученных намертво движений, сменяя одно другим. А разум пытался найти объяснения.
Кукольник.
В поместье был кукольник.
И старый.
Это факт. Подтверждений хватает, да и сами селяне, осознавши, что натворили, спешили сотрудничать со следствием. И клялись, что не своею волей за вилы схватились. Наваждение это. Происки нежити. И вообще не отдавали они себе отчёта в том, что творят.
Ложь.
Даже матерая тварь не сможет подмять под себя целую деревню.
А ведь деревня неплохая.
Гремислав помнил и дорогу, вполне себе наезженную, широкую да гладкую. Нет. Сначала. Сначала был город. Обычный такой средней руки, вполне себе благополучный, а потому вышедший за черту городской стены. С ярмаркой постоянной, которая по осени разрасталась, облюбовывая окрестные поля. С каменными домами и даже большим, в три этажа, домом городского головы.
Дом и голова Гремислава тогда мало интересовали.
А по ярмарке он прошёлся.
Это разумно, слушать, что люди говорят. О Пересёлках говорили неохотно. Да, есть… приезжают. Торгуют. Чем? А вот, чем и все. Мёдом. Шерстью вот. Пряжей. Пшеницей и рожью — нет, земли там дурные, леса окрест. Зато богаты дичиной и клюквою, брусникой, травами всяко-разными. Ими и торговали. Ещё шкурками беличьими да куньими, мясом вяленым, мочёным. Сырами овечьими…
В общем, всем и понемногу.
Туда?
Туда тоже ездят, но мало. Разве что к родне, но так, чтобы родных там, того редко бывает. Не любят они чужаков. Просто вот не любят.
Можно было что-то заподозрить?
Вряд ли.
Таких, стоящих на отшибе деревень, хватает. И главное, что порой миры разные, а эти вот деревни будто под копирку, будто кто-то когда-то взял да раскидал семена их окрест, а они и проросли.
И чужаков там не любят.
И готовы бы вовсе от света запереться, да не могут никак, поскольку зависят от этого самого света. Но вот… если ездят туда мало, то зачем купец повадился? Что там ценного было в тех Пересёлках? И дорога…
Над головой скрипнула железная шапка фонаря. Здешние были высокие, но свет давали хороший.
Он поехал.
И доехал спокойно.
Ни тебе волчьих стай, поджидающих путника, ни разбойников. И деревню Гремислав увидал тоже вполне себе обычную. Разросшуюся явно, потому как тын местами разобрали, а достроить не достроили. Подумалось