Прятки в облаках - Тата Алатова
— Но мы обсудили наше расставание разумно и взвешенно, пришли к полной взаимности…
Он был бледен и несчастен. Дымову непросто было озвучивать такие интимные вещи в широком кругу, и у Маши сжалось сердце от сочувствия.
— Я хочу позвонить папе, — призналась она. — Вдруг, у него получится вообще перенести эту комиссию.
— Нет, — тут же возразила Бесполезняк, — это выведет наш конфликт с Агаповой на новую ступень. Пусть она думает, что вот-вот вышвырнет меня с кафедры.
— Возможно, — сказал Сироткин, — мне удастся включить в состав комиссии правильных людей. Если подумать, столько наших студентов работают в Минобразе, мы наверняка сможем договориться.
— Чем больше людей будут знать о Рябовой, тем хуже, — снова возразила Бесполезняк.
— Тебе, Верунь, ничего не нравится, — буркнула Зиночка. — Ладно уж, пупсики, мы с Васенькой поколдуем по-нашему. Комиссию я беру на себя, но кто-нибудь уберите этого сморчка из приемной. Старый пень не устает подлизываться к Агаповой.
— Наума Абдулловича я выведу из строя на неделю, — вдруг заявил Дымов.
Все вытаращились на него с изумлением.
— Что, — раздраженно дернулся он, — я все-таки неплохой наговорщик.
— А что мне-то делать? — спросила Маша, преисполнившись командным духом.
— Займитесь Диной Лериной, — вздохнула Бесполезняк. — Такая талантливая студентка, лучшая на курсе, но спуталась с этим вечным авантюристом, Иваном Ивановичем, и полностью перестала мне доверять. А ведь я ее декан! Постарайтесь узнать, как именно они собирались активировать ваши прыжки в прошлое.
— Ладно, — без особой уверенности согласилась Маша.
По крайней мере, это было похоже на хоть какой-то план, а она обожала планы.
***
Зиночка отвезла их обратно в Москву, напомнив Маше, чтобы она не совалась в университет до понедельника.
— Хочешь поехать домой? — спросил Дымов, когда они выбрались из авто на ближайшей к дачному поселку станции метро. Если подумать, они находились так далеко от центра, что это было почти пригородом.
— Нет, — ответила Маша торопливо, надеясь, что не становится слишком навязчивой. Она понятия не имела, как предлагать мужчине провести ночь вместе.
Шел снег, добавляя декабрю еще больше пасмурности. Редкие прохожие спешили по своим делам, не обращая на них никакого внимания. Оказаться только вдвоем посреди зимы было захватывающе и немного бесстыдно.
После универа с его вечной многолюдностью большой город превратился в необитаемый остров, в котором оказалось так легко потеряться.
Дымов безо всякой оглядки на окружающих притянул Машу к себе за кончики шарфа, и они немножко постояли, обнимаясь и переваривая случившееся на даче Сироткина.
— Обедать, гулять и в гостиницу? — спросил он.
Гостиница! Такое взрослое заведение, где люди спят, когда им больше негде. Маша подышала на ворс его пальто, растапливая крохотные снежные искорки. Большая кровать, заправленная белейшим бельем, общая ванная, целая длинная ночь, в которой некуда и незачем спешить.
Подняв голову, она прямо взглянула в близкие темные глаза, в которых — Маша уже научилась различать — сейчас было столько же желания, сколько вихрилось и в ней самой.
Наверное, когда-нибудь они настолько привыкнут друг к другу, что смогут бесцельно гулять и подолгу разговаривать, но сейчас эти занятия казались бессмысленной тратой времени. Часы и минуты гасли драгоценными звездочками, едва успев вспыхнуть. Маше казалось, что они рассыпаются из ее пригоршней, не поймать, не удержать.
— Сразу в гостиницу, — прямолинейно решила она, любуясь тем, как дымовские глаза становятся еще темнее, а губы складываются в улыбку.
***
Маша всегда мечтала о том, что ее первые отношения будут развиваться медленно и романтично. Что-то про свидания, про свечи, про задушевные беседы. Она была уверена, что ее первый мальчик станет терпеливо ждать, когда она позволит ему поцеловать себя, а потом, нескоро, они постепенно будут спускаться ниже, пока не достигнут всего — с признаниями в любви и клятвами вечной верности.
Все это казалось теперь такой чепухой. Вдруг оказалось, что важно совсем другое — откровенность и обнаженность, мужской вкус на языке, разводы на простынях. Вдруг оказалось, что слова способны выразить так мало, а поцелуи так много.
Машина стремительная влюбленность не требовала обещаний или красивых комплиментов, она набатом била в груди, требуя жертвоприношений. Ей хотелось растратить всю себя, без остатка, ничего не сберегая на потом.
Кто его знает, будет ли у нее вообще это «потом».
***
— Как странно, — сказала она уже утром, когда безжалостная обыденность заглядывала в окна, — вдруг ни с того ни с сего получить помощь, откуда совсем не ждешь.
— Ты о трио — Сироткин-Зиночка-Бесполезняк? — уточнил Дымов задумчиво. — Я бы назвал их ситуативными партнерами.
У него была легкая щетина, невозможно умилявшая Машу. В этой небрежности проступали отблески бытовухи, которая однажды могла бы с ними случиться. Совместные поздние завтраки и ночи в переплетениях рук и ног.
Наверное, все дело было в Лизе, которая успела стать подругой, но иногда Машу как вспышкой пронзала привычность Дымова рядом. Как будто они провели уже вместе десятилетия и обросли прочными узами. Это чередовалось с удушливой неловкостью, жарким волнением, стремительным вожделением. Как утомительно, оказывается, влюбляться! Столько всего чувствовать приходиться сразу.
— Что есть ситуативные партнеры? — уточнила Маша. Она завтракала прямо в постели, стыдливо прикрываясь гостиничным халатом.
Кофе и круассаны — французский флер тайного романа посреди московской зимы.
— Только то, что каждый из них преследует собственные интересы, — пояснил Дымов, прижимаясь небритой щекой к чувствительной коленке. От этой колкости становилось щекотно и нервно. — Пока ваши интересы совпадают.
— Мне подходит, — дернула плечом Маша. — В моей ситуации выбирать не приходится.
— Есть наговоры, — нейтрально заметил он, — повышающие откровенность…
— Не подсказывай, — перебила Маша, наклонилась и поцеловала его в губы. — Я справлюсь с Диной без твоей помощи.
— Но это же не экзамен!
— Ой, — запоздало ужаснулась она. — Мне же еще лингву тебе сдавать! И как теперь узнать, поставил ты мне пятерку за мои знания или потому, что я с тобой сплю?
— Маш, — засмеялся он, — у тебя уже автомат.
— За что? — всполошилась она, поплотнее запахивая халат на груди.
— За то, — передразнил он, — как ты ловко вернулась из паука опять в человека. Забыла уже?
— Забыла, — изумилась самой себе Маша.
—
