Замечательный предел - Макс Фрай
– Дядя Лех!
Призрак оказался достаточно материальным, чтобы выдержать эту ношу, обнять её и гладить по голове.
– Охренеть, – тоненьким детским голосом сказала Агата. – Он её дядя? Она племянница Гданьского Леха? Это как вообще?
– Что за шайзе? – громко спросил Отто всех сразу. Он не хотел показаться грубым, просто все остальные слова забыл.
– Это хорошее шайзе, – ответила Наира, не отрываясь от призрака. – Просто отличное. Напугала тебя? Прости. Это Лех, он лучше всех в мире. Дядя Лех, – спохватилась она, – это Отто, он тоже лучше всех в мире… только в другом.
Отто открыл было рот, хотел сказать: «Я уже вообще ни черта не понимаю», – но не сказал. Потому что это было бы глупостью и неправдой. Хотя он действительно не понимал.
Наира вспомнила про Агату. И начала говорить: «А она…»
– Я знаю, – перебил её призрак по имени Лех. И повторил, обращаясь к Агате, которая жадно пожирала его глазами, оцепенев от счастья и ужаса: – Я тебя знаю. Гданьск тебя любит. Я, может, и дух, но точно не призрак, не бойся меня.
– А то типа духов надо бояться меньше, чем призраков, – внезапно возмутилась Агата. – Кто тебе такую глупость сказал?!
Лех улыбнулся:
– Ладно, как хочешь, тогда бойся дальше. Моё дело – предложить.
– Я опять перестал понимать по-русски, – пожаловался Отто. – Это, наверное, стресс.
– Не перестал, – утешила его Наира. – Просто они говорят по-польски, которого ты не учил. Но дядя Лех и по-русски может.
– И по-литовски, – добавил дух (но, по его же словам, не призрак). – Я сюда из Вильно приехал. Долго там жил.
– Не надо по-литовски, пожалуйста! – хором сказали Наира с Агатой. И Наира уже соло сердито добавила: – Самый непонятный в мире язык!
Зато Отто вспомнил свои уроки и гордо вставил:
– Аš truputi suprantu[41]!
– Koks puikus berniukas[42], – похвалил его Лех.
Отто не хватило знаний, чтобы понять комплимент, но по интонации было ясно, что его одобряют. Ну и то хлеб.
Лингвистические разбирательства их стремительно сблизили. Призрак, не призрак, какая разница, когда нашёлся общий язык.
Агата объявила, что по такому случаю надо немедленно выпить, иначе она сейчас (ну ладно, минут через десять) бесповоротно сойдёт с ума. Отто был совершенно уверен, что он уже чокнулся, но выпить-то всяко не повредит. Наира не собиралась расставаться с чудесно обретённым дядей Лехом, а тот наотрез отказался идти в кабак.
В конце концов Агата сказала: «Ладно, я сбегаю в магазин, смотрите, никуда не девайтесь», – и растворилась во тьме, оставив своих подопечных наедине с духом Гданьска. Чего уж теперь.
– Вы сейчас в Вильно живёте, – не спросил, утвердительно сказал Лех. Но Наира и Отто всё равно хором ответили:
– Да.
– Мне тоже надо быть в Вильно, – сказал тот. И надолго задумался.
За это время Отто успел рассмотреть Леха как следует. И заключить, что с виду он всё-таки вполне человек. Даже одет совершенно по-человечески, в обыкновенную чёрную куртку и джинсы. А что большой и лохматый, так с кем не бывает. Главное – не прозрачный. Совсем.
Поэтому Отто сказал:
– Мы на машине. Вильнюс близко, шестьсот километров. Доедем максимум за семь часов.
– Мы в воскресенье планируем ехать домой, – подхватила Наира. – Послезавтра. Сразу после полудня. Но если хочешь, можно и раньше. А если позже, мы тебя подождём. Или потом за тобой приедем, когда ты скажешь, – и вопросительно посмотрела на Отто.
Тот подтвердил:
– Вообще не вопрос.
– На машине, – наконец повторил Лех. – В воскресенье. Ну надо же. Всё одно к одному. Я думал, Гданьск ещё долго меня не отпустит. У нас договор. Но раз мы встретились, получается, он не против. А то бы я свернул в другой переулок. Это устроить легко. Проще простого разминуться в этом городе ночью. Ладно. Спасибо за предложение. Я приму его, если смогу.
– А ты, что ли, правда стал духом-хранителем Гданьска? – спросила его Наира.
– Примерно как ты певицей.
– А откуда?.. – подскочила она и сама себя перебила: – Ай, ну да, ты же всё про всех знаешь!
– Кое-что, – улыбнулся Лех. – Да и то не всегда.
– Значит?..
– Это значит, прямо сейчас я, возможно, и дух. Но это не особенно важно. Я могу им быть, а могу и не быть. Как ты можешь и петь, и молчать. И то считать песни главным делом своей нынешней жизни, то думать, что можно на них забить.
Отто слушал их с нарастающим изумлением. Думал, что, наверное, неправильно понял, всё-таки русский очень сложный язык. Но все слова вроде бы знакомые. И фразы построены правильным образом. Он признался, что дух! И сказал, что это неважно. Как такое вообще может быть?!
– Прилип я с вами, – наконец резюмировал Отто.
Лех с Наирой удивлённо уставились на него.
– Влип! – наконец догадалась Наира.
– Точно. Влип.
– Наверное, да, – согласилась она. – Но это и хорошо.
* * *
Агата вернулась с пакетом, полным банок пива и сидра.
– Выбирайте, кому что нравится, – предложила она, поставив пакет на крыльцо ближайшего, вряд ли жилого, судя по виду, дома. И сама села рядом с ним. Взяла банку пива, открыла, сделала несколько жадных глотков. Закрыла лицо руками. Почти неслышно (но все разобрали) сказала: – Всё, ладно, спокойно. Как есть, так есть.
Лех одобрительно сказал ей что-то вроде «подейще рабоче[43]», но спохватившись, что остальные не понимают, повторил по-русски:
– Рабочий подход. Сам так себе говорю, когда мир меня удивляет.
– А он и тебя удивляет? – спросила Агата.
– В последние годы редко. Зато сегодня удивил – будь здоров.
– А уж меня! – подхватила Наира.
– Значит, сегодня мир никого не обидел, – заключил Отто. – Всех удивил. Такой добрый мир.
Лех взял банку сидра, долго крутил в руках, разглядывая картинку с тремя зелёными яблоками, наконец открыл и отпил. Сказал Агате:
– Спасибо за угощение. Интересный напиток. Раньше такое не пробовал. Вообще не припомню, когда в последний раз что-то крепче чая пил.
– Сидр довольно фуфловый, – вздохнула Агата. – Ну уж какой в магазине был. Пошёл бы в бар, как я предлагала, выпил бы разливного. Без сахара, по старинным рецептам. Иногда там бывает и ледяной[44].
– Да я бы пошёл, – усмехнулся Лех. – Но у меня договор. Нельзя заходить в помещения. Только
