Успеть ко второй луне - Владимир Прягин
– Ну, несмотря на это, желаю вам с ней удачи.
– Да-да, спасибо вам, мистер Логвин. И простите, что отнял время…
Броуди неловко поднялся, шагнул к двери, но у порога приостановился и обернулся:
– Эмили волнуется по поводу брата, ждёт новостей. Стесняется вам звонить – боится отвлечь от поисков… Может, появились какие-нибудь подробности, которые я мог бы ей передать? Для неё это очень важно…
Стэн, помедлив, ответил:
– Дело оказалось сложнее, чем я рассчитывал. Не знаю, какая будет развязка, но она уже рядом. Фактов и подозрений – целый мешок. Ещё чуть-чуть, и он лопнет. Остался день или два – такое у меня ощущение. Так можете и сказать.
– Непременно! Завтра же встречусь с Эмили, передам ей ваши слова. И поговорю с ней о том, что будет, когда всё кончится… До свидания, мистер Логвин…
За Броуди наконец-то закрылась дверь. Стэн облегчённо выдохнул и испытал минутную зависть к доктору Гланцу, который по роду деятельности тоже слушает чужое нытьё, но получает за это деньги.
Впрочем, справедливости ради, Броуди принёс интересный факт.
«Межлунье», значит…
Но это – завтра. А пока не мешало бы предупредить Киру насчёт того, что Роггендорф активно зашевелился.
Стэн набрал домашний номер газетчицы, но та не ответила. Это было, в общем-то, предсказуемо. Кира никогда не претендовала на почётный титул пай-девочки, сидящей дома по вечерам.
Пожав плечами, он положил трубку и вновь задумался о своём общении с «ассистентом». Зачем тот всё-таки вломился в контору? Хотел оказать психологическое давление? Не исключено. Или…
Стэн подскочил к столу, резко выдвинул ящик.
Дневник Эрика был на месте.
Сыщик вытер вспотевший лоб.
Повезло…
Хотя, пожалуй, если бы Роггендорф охотился за этой тетрадью, то её давно бы стащили. И даже сейф не помог бы…
Стэн заглянул в дневник – новых записей пока не имелось.
Но имелась догадка, возникшая сегодня в мотеле. Пора было её проверить.
Он выложил на стол три предмета.
Дневник, социологическая брошюра и атлас – стандартный, идентичный тому, что был сегодня у Вуда.
Три носителя информации.
Три зацепки, связанные с искажением восприятия и с городскими странностями.
И теперь они, так сказать, в комплекте…
Над столом пронёсся сквозняк.
Пространство коротко всколыхнулось.
Стэн ещё раз открыл дневник и увидел, как на бумаге проступают новые фразы.
24
Дневник
Когда наступило утро и освещение стало более или менее сносным, я решил перенести на холст свои вчерашние впечатления. Постарался припомнить в точности, как блестели на оконном стекле дождевые капли, и приступил к работе.
Мистические символы, обожаемые древними классиками, никогда не вызывали у меня трепета. И даже теперь, после встречи с Вестником, мне казалось, что созвездие-призрак, сложенное из капель, – просто случайность, мимолётная игра света.
Но главное – узор выглядел эффектно, и я с увлечением орудовал кистью. Впервые после долгого перерыва работа доставляла мне удовольствие. Я прорисовывал тёмный фон – размытую вечернюю улицу и ярко-жёлтые искры, которые составляли нужную комбинацию.
Два часа промелькнули, и наконец я отложил кисть. Отошёл на несколько шагов, чтобы оценить результат. Картина была ещё не готова, но визуальный центр тяжести я проработал тщательно: уже можно было судить, стоила ли игра свеч.
Подспудно я, конечно, надеялся, что наступает миг моего триумфа.
Но опять испытал разочарование.
Созвездие на холсте смотрелось броско, но нарочито. Если бы я увидел такой сюжет где-нибудь на выставке, наверняка решил бы – художник оригинальничает, пытаясь механически втиснуть символ из классики в современную парадигму. Это выглядело не художественным новаторством, а его имитацией.
В общем, шедевра снова не получилось.
И всё же…
Было в этой картине что-то неуловимое, заставляющее задуматься. Как будто я интуитивно нащупал верный подход, просто не смог пока его осознать. Да, я по-прежнему брёл впотьмах, но уже, кажется, в правильном направлении…
Поэтому на этот раз неудача не разозлила меня.
Я без всякой истерики смыл с холста ещё влажные, непросохшие краски. Не хотелось, чтобы какой-нибудь конкурент случайно увидел моё экспериментаторство и сообразил, как довести его до ума. В этом забеге я намеревался быть лидером – единственным и бесспорным.
Кто-то постучал в квартирную дверь.
Я вышел в коридор, открыл и увидел Мэгги.
Она была бледна, как после болезни, но взгляд её окончательно прояснился. Девчонка переоделась, промыла волосы, убрала с лица штукатурку.
– Ночевала сегодня дома, – неловко улыбнулась она. – Прости, что опять тебя беспокою. Если хочешь, уйду.
– Не надо. Заходи, не стой на пороге.
Она шагнула в квартиру, сказала тихо:
– За вчерашнее – очень стыдно.
– Выбрось из головы.
– Спасибо. В качестве благодарности предлагаю угостить тебя завтраком. Шла сейчас мимо вашей закусочной, оттуда выпечкой пахнет и свежим кофе…
Мы спустились по лестнице и заглянули к Янушу. Сели за тот же самый стол, заказали завтрак; я взял сосиски, а Мэгги – сырный пирог. Она никак не могла преодолеть смущение, и разговор не клеился. Но тут весьма кстати нас заметил Ферхойтен:
– Не помешаю?
– Присоединяйся, конечно.
Вряд ли я мог назвать его своим другом, однако он был одним из немногих, чьё профессиональное мнение имело для меня вес. В своё время он отучился в Академии трёх искусств, но не закоснел в догмах из позапрошлого века. За его творчеством я следил с некоторой ревностью и скромно полагал – если кто и скажет новое слово в живописи, то это будет один из нас.
– Ну что, – спросил он, – уже подготовил что-нибудь для Салона?
– Пытаюсь, – ответил я, – но пока выходит не очень. А ты?
– Тоже в затруднении. Есть несколько готовых полотен, надо выбрать из них. Если, конечно, не осенит новая идея. Почему бы, кстати, и нет? Короче говоря, не спешу, тянуть буду до последнего.
– Ну, у нас, по-моему, только Марта уже готова и в успехе не сомневается. У неё там целая серия будет с мясными тушами, насколько я понял.
Мэгги поморщилась при упоминании Марты, но промолчала. Я же добавил:
– Позавчера они часа три теоретизировали, ещё до твоего прихода. Пытаются угадать, что нужно организаторам. Мне уже надоело слушать – одно и то же в десятый раз, как будто у них заело пластинку. Только настроение портят. Хотя тут и без них тошно – тучи эти ублюдочные…
– Эрик, – сказал Ферхойтен, – не разочаровывай меня. Не повторяй за другими глупости. Ты-то вроде бы должен соображать головой. Для художника эта серость – просто находка, если правильно подойти.
Я перестал жевать. Возникло вдруг ощущение, что я вот-вот ухвачу какую-то мысль, которая до этого ускользала. Мэгги же
