И все мои девять хвостов - Мила Коротич
– Да, Старшая. Я хочу менять реальность этого мира в сторону добра. Думаю стать знаменитым киноактером и защитником природы. Наверное, придется поступить в Лондонскую академию музыкального и драматического искусства[84].
Изящная ладонь Старшей передвинулась вверх, к раскосым глазам.
Как все было и чем все закончилось по версии Полукровки
Версия, которую он помнил
Пу Сунлин тогда позволил себе не только вечерний рис, но и чашку желтого вина, того самого, которое прибавляет жизни, если пить его горячим. Был повод – на семьдесят первом году жизни поэт, новеллист, письмовед, «вечный студент» из древнего, но обедневшего рода исполнил мечту отца и сдал первый государственный экзамен. «Жизненное благополучие в Китае связано с успешным прохождением экзаменационных испытаний», – думал писатель, смачивая свои совсем белые усы в пахучем вине. Маленькую чашку он мог смаковать долго, хоть целый вечер. Научишься и такому, когда всю жизнь ешь не досыта. «Успех на экзаменах дает право занимать определенные чиновничьи должности, становится основой последующей карьеры. Но зачем она мне сейчас, когда я уже даже не на горном склоне жизни, а на подошве жизненной горы?! Улыбается ли отец сейчас, глядя на меня с небес?»
Прапрадед писателя был студентом-стипендиатом, его прадед добился лишь первого звания, не дававшего прав на стипендию, дед же Пу Сунлина не имел никакой степени. Пу Пань, отец писателя, как и его предки, упорно изучал канонические книги, надеясь выдержать экзамены и получить возможность продвигаться по службе, но судьба не была к нему благосклонна. И чтобы прокормить семью, Сунлина и двоих его старших братьев, благородный человек из древнего рода взял в руки не свитки и пять сокровищ ученого, а весы и счеты: отец семейства занялся торговлей. Подвиг это или судьба?
Никто не знал старика Пу Сунлина в лицо в этой лапшичной Цзинаня[85], он тут тоже никого не знал. Шаньдун – большая провинция, Цзинань – большой город, Поднебесная – большая страна. По дороге сюда, в лапшичную с постоялым двором в комплекте, писатель проходил мимо разных лавок. В одной из них, где чай и сладости продавали вместе с картинками и флагами для деревенских праздников, он видел и свои «Лисьи чары». И «Монахов и даосов»[86] тоже видел. И ему уже было все равно.
Он отхлебнул еще вина, подцепил кусок мяса в чашке, отправил его в рот. Тепло разлилось внутри сухой грудины. Блаженно прикрыл глаза бывший «вечный студент», а когда открыл их, заметил – на столе появилась еще одна чашка вина. А потом хозяин поднес целый кувшин.
Высокий тонкий юноша, почти ребенок, сидевший в углу, спрятал глаза и склонил голову, когда старик поискал взглядом щедрого дарителя.
– Окажите честь моему скромному заведению, господин писатель, примите угощение, – поклонился хозяин. – Вы же Лао Чжай[87]? Тот самый?
– Нет, я чиновник Пу Сунлин, добрый хозяин, – ответил гость.
Хозяин профессионально улыбался, но явно был разочарован. Хотя принять у себя чиновника – тоже честь для заведения его уровня, надо полагать. Лапшичник принялся извиняться, кланяться, еще извиняться и, наконец, удалился, но бутылку оставил и так зыркнул на паренька в углу, что стало ясно: именно этот мальчик поставил его в неловкое положение.
Пу Сунлину не с кем было в этот вечер разделить радость от успеха, так почему же скромный начитанный отрок не может стать собеседником?! Старик кивнул и улыбнулся юноше. Тот оказался сметлив, быстро догадался, что это приглашение.
«Речь его оказалась живой и богатой, а манеры скромными и достойными» – сотню раз выводил эту фразу старый писатель в своих волшебных историях и вот сейчас нашел такого собеседника в жизни. И, как в новеллах, они пировали бы до утра, если бы юноша не спросил:
– Господин, почему в своих историях вы не писали о жизни детей, рожденных от лисиц и людей?
Сунлин покачал головой. Сейчас ответ на вопрос юноши показался ему таким очевидным, таким понятным, как вечный уклад жизни людей в Поднебесной. Как и его, Лао Чжая, собственно жизненный путь.
– Человек ничто без силы его рода, без родных, без предков, без связей и знакомств. Если мать ушла и оставила дитя отцу, а тот ушел к предкам от тоски по матери, сможет ли выжить младенец? И кем он станет, если и выживет? Сотрет руки в кровь о мотыгу. Сломает спину под грузом чужих товаров. Умрет от голода или болезней. Столько опасностей поджидает одинокого путника на дороге жизни…
Красивый юноша опускал глаза, словно бамбук сбрасывал листья под порывами ветра. Старику не нужно было пояснений. Он и сам бы заплакал, но у него в свое время были тушь и бумага.
– Один точно смог выжить, – услышал он.
И голос юного сотрапезника был похож на звук распрямляющегося бамбука. Писателю стало любопытно: а не появится ли сейчас сюжет для новой новеллы, для нового рассказа об удивительном?
– Расскажешь завтра, по дороге домой, – сказал он. – Я теперь могу себе позволить по статусу помощника. И по возрасту.
Получилось смешно. Утром двое отправились в путь, в дом Пу Сунлина, в сарай размером с три куриных клети.
Конечно, супруги Пу были далеко не первыми людьми, у которых временно устраивался пожить Ли Чжан. Но только с ними он мог хоть как-то говорить о своем происхождении.
– Чем же наградил тебя лисий род? – все допытывались старики. – Ты не находишь кладов, не превращаешься в других людей, не блудишь с красивыми богатыми соседками, не двигаешь предметы. Огнем ты тоже не дышишь.
– Я двигаю предметы, почтенные предки, – с серьезным лицом говорил Чжан.
И ставил перед хозяевами чашки с чаем. Те смеялись стариковским кашляющим смехом и сами находили ответ: лисий сын просто красивый мальчик.
Они были уже слишком стары по людским меркам, чтобы заметить, что за те три года, которые Ли прожил с ними, он совсем не изменился: не подрос, не возмужал, не растолстел, не похудел. И стариковский сон четы Пу был такой неверный, что даже если кто-то из них и видел, как по ночам Ли выходит за дверь и уходит в заросший парк, то они вполне могли подумать, что это им приснилось. А старческие глаза не видели распухших от слез век мальчишки. Или это дым очага разъедал его чувствительные глаза, разве нет?
Жизнь у четы Пу утвердила полукровку в одном: если у него и был магический дар
