Куда приводят коты - Олег Фомин
А вот Леон невозмутим, как его каменный египетский сородич, стерегущий пустыню тысячи лет. На морде застыла улыбка, смотрит поверх очков. Даже в сумраке, даже сквозь ленту мчащихся колес ощущаю на себе цепкий взгляд. Может, это просто жар от языков пламени, что проносятся мимо в опасной близости?..
Монотонный шум вагонов покрыли три последовательных звуковых сигнала, каждый выше предыдущего. Их слышал всякий, кто бывал на железнодорожных вокзалах. За такими сигналами малопонятным женским голосом следует объявление о прибытиях, посадках, задержках…
Но сейчас вместо обычного «Уважаемые пассажиры!..» я услышал:
– Леон, шел бы ты отсюда!
Моя голова тут же повернулась к розовой кошке. Дребезжащий голос разнесся над «платформой», будто и впрямь из динамика.
– Забирай своих оболтусов, – вещает Черри громко, как в мегафон, – пока не нагрянули стражи, и проваливай с миром!
На меня вдруг снизошло понимание, что передо мной – кошка солидного возраста, несмотря на внешний молодежный стиль. За гламурной розовой шерсткой, джинсовой курточкой, дамскими часиками и милой брошью в виде двух алых вишенок прячется опытное и могущественное существо. Снисходительное, сдержанное, но лишь потому, что бережет окружающих от собственной силы, способной запросто укатать в асфальт всех, если ее обладательница по-настоящему рассердится. Возможно, не такая сильная, как Блика, но тем не менее…
В этом она очень похожа на Карри. Под маской «веселой рыжей девчушки» тоже скрывается создание, о природе которого не хочется думать долго, ибо мысли эти пугают…
Черри подошла ко мне, я ощутил рефлекторное желание встать в присутствии старших, но все-таки удержал себя в лежачем положении. Ее мордочка приблизилась к моему уху, я услышал нормальный, без усиления, голос:
– Ты зачем мой поезд поджег, проказник?
– Я?!
Не знаю, умеют ли тигры краснеть, но горячая волна к морде хлынула, это я ощутил явственно. Как и то, что опять превратился в кота. Спасибо, хоть не в котенка!
Карри подхватила меня на руки, моя тушка с готовностью влилась в ее объятия, как вода, принимающая форму сосуда. Даже сквозь грохот поезда я услышал ее смех.
Смеется и Черри.
– Да не бойся, не съем я тебя! С огоньком даже эффектнее вышло… Но ты аккуратнее, стиратель, спички детям не игрушки!
– Он просто не был готов увидеть такое, – отвечает за меня Карри, все еще хихикая, – можешь собой гордиться, подруга, впечатлила юношу до глубины души! Чуть не стер твое детище… Но он молодец! Стиратели обычно сжигают чудо в один миг, даже заметить его не всегда успевают. А мы имеем уникальную возможность наблюдать сие таинство в замедленном варианте.
Последний полыхающий вагон, наконец, сгинул в темноте, настала тишина. Куда-то пропали и рельсы…
А еще пропал Леон.
Его банду постигла иная участь. Они превратились обратно в нормальных сфинксов. Каждый замер, как статуя, внутри прозрачного синеватого кристалла, который повторяет форму своего узника. Будто внутри скорлупы из хрусталя. Морды перекошенные, с выпученными глазами. Не пойму, что с ними. Они вообще живые?
– Не успели, – сказала Черри.
На сцену из полумрака запрыгнули два кота. Оба носят на себе знак в виде креста с петелькой наверху.
– Что-то вы припозднились, товарищи стражи! – произнесла розовая кошка с веселой укоризной. И добавила: – Пришлось мне сделать часть вашей работы.
– Это в очередной раз доказывает, – отвечает один из них, которого знаю, – что из тебя выйдет прекрасный страж Бальзамиры, дорогая Черри.
Та рассмеялась.
– Спасибо, Альхор, но я пока не готова! Поживу еще для себя…
И принялась деловито вылизывать лапку с часиками.
Большой белоснежный кот с роскошной гривой выдал в ее сторону легкий, но полный уважения поклон.
– Твой выбор, сестра.
А затем развернулся к тройке оледеневших сфинксов.
– Что с ними? – спросил я шепотом, запрокинув голову к Карри.
Пальцы почесали меня меж ушей, под шерстью фейерверк мурашек, я зажмурился, услышал ее голос:
– Альхор позаботился, чтобы они не сбежали в перемир. Раньше, чем нужно.
– А что нужно?
Второй страж, тем временем, ходит вокруг пленников, словно дровосек вокруг сосен, прикидывает, с какой стороны лучше пилить…
Не пойму, что за порода, шерсть какого-то грязного оттенка, но вид весьма пугающий. Прежде всего – из-за намордника. Черного, громоздкого, с металлическими заклепками и толстыми швами. Символ стража нарисован на маске кроваво-красным цветом. А вместо хвоста – цепь. Извивается, звенит… И, судя по выступам на спине, звенья этой цепи заменяют коту хребет. Тело перехвачено черными ремнями, из них торчат серебристые шипы.
– Они в твоем распоряжении, брат, – обратился Альхор к жутковатому коту.
Цепь зазвенела так, словно ее бешено разматывают с крутящейся лебедки, позвоночник кота отращивает новые кольца со скоростью автоматной очереди. Стальная лента взвилась над сценой, каким-то образом разветвилась, теперь сверху не одна, а три цепи! Изогнувшись, как щупальца кракена, каждая из цепей скрутила по одному сфинксу, подняла нарушителей в воздух.
– Кот меня!.. – прошептал я, задохнувшись.
– Его зовут Вуркис, – щекочут ухо губы Карри, – он страж и… дух Бальзамиры.
– Что значит… дух?
– Бессмертный. Но только в Бальзамире. И он не может ее покинуть. Вернее, может. Но если сделает это – сразу же умрет.
Одно из «щупалец» поднесло скрученный кристалл со сфинксом внутри к наморднику Вуркиса. Клубок цепей повернулся так, что загривок пленника оказался прямо напротив глазниц черной маски.
Вуркис поднял переднюю лапу, та выпустила когти, которые буквально в считанные секунды налились оранжевым светом, будто раскаленное железо в углях кузницы. Венец когтей прошел сквозь кристалл легко, как сквозь желе, и впился в затылок сфинкса. Даже будучи парализованным, тот дернулся, выражение морды явственно передает, что сфинкс не вопит лишь потому, что его глотка, как и все тело, «заморожена» магией Альхора.
Я поморщился.
Голова, будто черепашья, инстинктивно захотела втянуться в гипотетический панцирь. Хоть и гады они, шестерки Леона, но выключить тумблер сопереживания не получается.
– Что он делает? – спросил я.
– Метит изгнанника, – отвечает Карри, – это особое клеймо, невидимое, шрамов после него не остается. Но если носитель такой отметины снова появится в Бальзамире, стражи тут же почуют, где он, окажутся рядом и заставят уйти. Нарушителей много, всех не упомнишь, сколько их набирается за многие годы… Да и состав