Девять кругов мкАДА - Фрэнсис Кель

Гардеробный шкаф из темного дерева занимал половину коридора, загораживая проход к единственной открытой двери, откуда лился свет.

Громко тикали большие часы с маятниками. Я удивилась, заметив, что стрелки показывали три. Время еще не достигло полудня.

– Они сломались, – пояснила Сонечка.

И правда: маятник раскачивался, стрелки дергались на месте, но дальше трех часов не сдвигались.

– Вашу одежду. – Сонечка распахнула пустой гардероб, достала вешалку, ожидая меня.

– Да не стоило. – Я бросила рюкзак на пол и поспешно стянула ветровку.

Сонечка аккуратно повесила ее.

– А где все вещи? – спросила я, кивая на пустоту внутри.

– Все подготовили для новой хозяйки. – С лица Сонечки не слезала льстивая улыбка.

Неосвещенные стены были завешены картинами. Я не успела толком их разглядеть, отметила только те, что узнала из перечня имущества, и в голове с щелчками кассового аппарата умножалась сумма.

Я перечитывала этот перечень раз за разом несколько недель подряд, пока голод усиливался, рос, пока он не начал душить меня, а сон вовсе пропал. Я только и видела перед глазами что этот перечень, эти картины, статуэтки, вазы, ювелирные украшения, антикварные книги – все то, чем была завалена бабушкина квартира. И это помимо ячеек в банке. И дачи. И еще нескольких квартир под аренду по всей Москве.

– Я ужасно голодна, – вырвалось у меня.

– Тапочки?

– Не надо, спасибо.

В одних хлопковых носках я прошла на кухню вперед Сонечки, точно знала заранее, куда идти, хотя никогда не заходила в эту квартиру прежде. Мама не разрешала мне даже переступать порог. Она пришла бы в бешенство, узнай, что я приехала, но маму никогда не тяготило то же, что и меня. Ее это обошло.

Она потерянная, замкнутая, придавленная весом прошлого, но ее не зовет голос по ночам. Она спокойно спит. Она не жаждет большего. Ее не схлопывает изнутри от сосущей пустоты.

И из темного мрачного коридора, где Сонечка почему-то не зажгла свет, выглянула пронзительно светлая кухня.

Белая мебель, хрустальная люстра. Ветерок из приоткрытого окна покачивал капельки, свисавшие со светильников, отчего по комнате разливался легкий перезвон, разбиваясь на десятки голосов.

Не зовут с кладбища…

Я остановилась напротив окна, взирая на раскинувшуюся под ним бескрайнюю зелень Царицынского парка. Мне всегда казалось странным, что, владея несколькими квартирами в историческом центре, бабушка выбрала жить в спальном районе почти у самого МКАДа.

– У меня тут всего понемногу, – закудахтала Сонечка.

Ее голос оторвал меня от созерцания парка и заставил обратить внимание на стол. Она уже заставила все тарелками. Еды хватило бы на человек десять.

Мне было все равно, что есть.

Я схватила пирог, лежавший сверху стопки, засунула почти целиком в рот, а глаза уже побежали по рулетикам из ветчины и сыра, баклажанам, стейку, оливкам, салатам – трех видов.

– Ох, Сонечка, спасибо!

Я отодвинула стул, плюхнулась на него и, не задумываясь, не разговаривая, принялась накладывать на тарелку. Пироги с капустой, фаршем, грибами. Салат кальмаровый, овощной, «Цезарь», печенка жареная, мясо по-французски… хотелось попробовать все и остановиться уже никак не получалось.

Пока живот не заболел.

Я остановилась с поднесенным ко рту куском брусничного пирога.

– Очень вкусный, – сказала Сонечка. – Попробуйте.

Но рука опустилась сама собой. Я устало вздохнула. Пузо раздулось такое, что тут же стало стыдно, мерзко от себя. Этой еды могло хватить на несколько человек. И зачем было съедать – нет, сжирать! – это все зараз?

Стыдливо я покосилась на Сонечку. Окажись на ее месте мама, она бы посмотрела с укоризной, осудила за избыточность, за жадность и напомнила, что метаболизм мой уже не тот, и можно быстро набрать вес.

Не думать об этом уже не получалось. Как и о письме от заказчика. И о деньгах на карте. И о…

Сонечка наклонилась, положив локти на стол, а я пригляделась к тому, как натянулась водолазка на груди, четче очерчивая звенья цепочки.

– Понравилось? – спросила Сонечка.

– Очень, – ответила я.

– Вот и замечательно, – расплылась в довольной улыбке Сонечка. – А теперь ложитесь спать.

– Днем?

– Старая хозяйка всегда отдыхала в это время.

Глаза и вправду начали слипаться. Сытое тело сделалось ленивым, неповоротливым.

– Ложитесь отдохнуть. Я подготовила вам спальню хозяйки… старой, я хотела сказать. То есть теперь вы хозяйка.

– Я не уверена, – пробормотала я, – что хочу ею стать.

– Как же так?! – всплеснула руками Сонечка. – Вы же приехали принять наследство. Старая хозяйка так вас ждала. Очень надеялась попрощаться, да вы не успели.

Я успевала.

Сонечка писала мне каждый день несколько недель подряд, я не отвечала, пока рядом была мама. Она выключала уведомления на моем телефоне – Сонечка писала с новых аккаунтов, через адвоката, нотариуса, соседей, черт знает кого еще. Я пыталась заснуть – мама успокаивала меня и сидела рядом, отгоняя кошмары. Я хотела есть. У меня раскалывалась голова, а одна паническая атака сменялась другой – мама уговорила обратиться к психологу.

Когда бабушка умерла, все закончилось. Мама уехала.

И тогда оно вернулось. Одна я уже не смогла сопротивляться зову.

Он скручивал изнутри, пока его не утоляли. А он всегда хотел больше.

И больше…

От вида блюд на столе мне стало не по себе. На этот раз – от отвращения к самой себе. Разве так сложно было остановиться вовремя? Зачем так переедать?

– Ложитесь спать. – Сонечка погладила меня по руке. – Здесь больше не о чем тревожиться. Теперь вы дома. Все будет так, как и должно быть.

Теперь я дома.

Сонно подхватив рюкзак, оставленный у входной двери, я уже было потянулась к кроссовкам, но Сонечка ласково подхватила меня под локоть и провела к двери в спальню бабушки – мою новую спальню.

Внутри было темно. Свет не горит. Окно плотно зашторено.

Я оказалась в покоях какой-то столбовой дворянки: антикварная дорогая кровать, застеленная шелковым постельным бельем, туалетный столик, обитое бархатом кресло, лепнина, картины.

– Как будто в музее, – вырвалось у меня.

– Это антиквариат, – пролепетала Сонечка. – Очень дорогая мебель. Стоит целое состояние.

Ей было место в старой квартире где-нибудь на Малой Бронной или в Хлебном переулке, но уж точно не в спальном районе с видом на Царицынский парк. Это выглядело пошло и нелепо.

Мерзко.

Еда подступила к горлу.

Ранее, за столом, я вытерла руки салфеткой, но пальцы снова показались жирными.

Слева, у самого изголовья кровати, сидела эта. Белая. Я по-прежнему избегала смотреть ей в глаза.

Она уставшая, ослабевшая, но и я голодная, замученная. Неизвестно, кто сильнее.

Медленно, утопая в мягком ковре, я подошла к окну. Тяжелые бархатные портьеры на маленьких