Пять глаз, смотрящих в никуда - Елена Станиславская
Йосины пальцы перехватили Полинины. Вздрогнув, она опустила на компаньона глаза. Он жмурился, точно сонный кот, и явно не собирался выпускать руку своего «шефа».
– Разбудил тебя? – прохрипел Йося. – Прости.
– Я не спала.
Сзади раздались отдаляющиеся шлепки босых ног.
– Тебе приснился кошмар. – Интонация не была вопросительной, но ноты сомнения все же прозвучали в голосе.
– Нет. – Йося сел, придерживая одеяло. – Это не кошмар. Это все он.
«Он. Он. Он», – эхом прокаркала в голове мертвая Павла Геминидовна.
– Иосиф, – продолжил Йося.
– Кто? – не поняла Полина.
– Другой я. Из прошлого. Иногда он возвращается.
– И что происходит, когда он возвращается? – незаметно для себя Полина опять перешла на шепот.
Широко распахнув глаза, словно в попытке разглядеть невидимое, Йося ответил:
– Плохое.
Полина чувствовала: это связано с Губернатором, с подложенной в карман запиской, с той детской историей, начало и конец которой терялись в тумане. Она хотела знать, что случилось тогда, но у нее не было опыта в подобных беседах. Как люди спрашивают у других о чем-то болезненном? Спрашивают ли вообще? Полина вдохнула, чтобы сказать: «Я пойду», но Йося опередил:
– Посиди со мной, Поля.
Ей подумалось, что он специально назвал ее так, чтобы прощупать почву: насколько далеко можно заходить. Хотя «далеко» в данном случае означало «близко». Дотронуться до левой руки, переплести пальцы с правой. Укоротить имя, продлить общение. А что будет дальше?
Надеясь, что фонарный свет замаскирует вспыхнувшие щеки, Полина высвободила руку и поднялась.
– Доброй ночи, Йося.
Вернувшись в спальню, она опустилась на кровать и приказала сердцу уняться. Все, что сохранялось неизменным долгие годы, теперь становилось другим. Сама Полина – тоже. Внутри было так же неспокойно, как вокруг. Рука уже начала подводить ее. Что, если следующим откажет разум?
Рама дрогнула от ветра, и в стекло застучал дождь. Он стремительно набирал силу. Струи скользили по окну, выкрашенному тьмой, точно длинные прозрачные пальцы. Удар – скольжение, удар – скольжение, и так бесконечно. Будто кто-то нездешний ломился внутрь: то требовательно стучал, то просительно гладил стекла. У дождя тоже было много личин.
«Ненастье – несчастье», – срифмовалось в Полининой голове.
Взгляд опустился на книгу, лежащую рядом. Падение, кажется, не нанесло ущерба, но стоило проверить внимательнее. Осторожно переворачивая страницу за страницей, Полина добралась до цикла «Пляски смерти». На губы вспорхнула улыбка, но мгновение спустя опала, как прибитая ливнем бабочка. Глаза снова и снова пробегали по строчкам, открывающим цикл, а в груди все громче гудела тревога.
Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Полина любила все стихи Блока, но эти чуть меньше – за неприкрытый сатирический оскал, – а потому не хранила в своей памяти. Если бы не разговор с Жекой – пролистнула бы, не заметила. А сейчас понимание молнией вспыхнуло в голове: потусторонец из подвала не просто жаловался на жизнь. Он цитировал Блока.
Руки задрожали. Полина попыталась вспомнить голос фата-морганы, но сразу пресеклась. Папа – в Перу. С ним все в порядке. Он расследует старое дело о черном призраке, душившем школьников собственной бородой. А та фата-моргана…
Полина вспомнила вздох. Сломанную дверь. Шепот.
Зажмурив глаза, она закрыла книгу и несколько раз встряхнула головой. Нет, нет и еще раз нет. Отец жив, а потусторонец мог откуда-то узнать про традицию Тартаровых общаться строчками из стихов. Папа наверняка знал об этом призраке. Разговаривал с ним. Мог сболтнуть лишнего. Это же папа, черт возьми! Он всегда считал, что потусторонцы способны к осознанному общению. Что они знают великие тайны. Что поделятся с ним, если хорошо попросить. Или надавить.
«Ангелы не имеют собственной воли и подчиняются лишь своему создателю, – прозвучало в памяти. – Скроить такого – ай хорошо. Да кроить надо умеючи, чтоб не улетел, как вольная птичка в Благовещение».
Когда отец вытащил ее из подвала, снял наушники и спросил, не слышала ли она чего-нибудь странного, Полина пролепетала: «Нет, папа». Она видела, что он ждет именно этого ответа, и не хотела разочаровывать. Облегчение растеклось по отцовскому лицу, и он похвалил: «Превосходно. Ты справилась. Скажу, чтобы Ипполит сводил тебя куда-нибудь поесть мороженого». Взяв Полину за руку, он повел ее по улице: по какой и куда, память не сохранила. Маленькая девочка, только что убившая призрака, не смотрела вокруг – только на отца. «Ты в дольний мир вошла, как в ложу. Театр взволнованный погас», – продекламировал он, заменив одно местоимение. Полина подхватила: «И я одна лишь мрак тревожу живым огнем крылатых глаз».
– Крылатые глаза, – прошептали губы. – Крылатые существа.
Вспомнилось, как пять или шесть лет назад она обнаружила на столе в кабинете раскрытую книгу. С разворота взирали странные создания: первое – лик в окружении шести крыльев, второе – некто с головами человека, орла, тельца и льва, третье – что-то вроде живого летающего колеса. У каждого было множество глаз. Щедро рассыпанные по рисунку, они глядели отовсюду: с перьев, с лиц, с ободов. Снизу шла подпись: «Серафимы, херувимы и офанимы – согласно Откровению Иоанна Богослова и Книге пророка Иезекииля». Знаний Полины хватило, чтобы понять: речь про ангелов. Изображения не имели ничего общего с привычными пухлощекими младенцами Рафаэля и Боттичелли. Полина завороженно уставилась на существ, куда больше похожих на монстров, чем на жителей рая. Отец, подкравшись сзади, захлопнул книгу и сурово сказал: «Это ересь. Ерунда. Выбрось из головы». Полина, разумеется, послушалась, а та книга пропала из кабинета.
Вернув томик Блока на место, Полина постояла немного без движения и рванула в коридор. А оттуда – в спальню Ипполита Аркадьевича.
Войдя, она сразу включила свет – окна комнаты выходили во двор и к тому же были плотно занавешены. В глаза бросился раскрытый чемодан, на дне которого сиротливо лежал путеводитель по Баден-Бадену и его окрестностям.
Ипполит Аркадьевич спал на спине, завернутый в одеяло, словно в кокон. Голову сдавливала сеточка, как у Йоси под париком, а поверх нее сидели большие наушники. На губах играла легкая улыбка человека, слушающего голоса птиц в летнем лесу. Полина пересекла комнату и сняла наушники. Внутри электрически щелкнуло, сбоку погас зеленый огонек.
– Матерь Божья! – Ипполит Аркадьевич подскочил в кровати. – Полина Павловна, ты сдурела? – Глянув на сломанные наушники, он театрально заломил руки. – Что, опять? Жизнь с тобой слишком дорого мне обходится.
Полина пожала плечами: что тут скажешь? Перехватив ее взгляд, направленный на сетку, опекун пояснил:
– Йося посоветовал, – он стянул «чулок» и пригладил волосы, – от выпадения.
– Ты прямо как его питомец, Ипполит Аркадьевич. – В голосе
