Второй кощей - Дмитрий Александрович Билик
— Что-то я не пойму — нахмурился сосед.
— Видел я вашего Рехона, как вас сейчас. Более того, сидел сегодня утром и имел с ним довольно обстоятельную беседу.
Сначала я испугался, что Васильич прямо сейчас отдаст Богу душу. Или не ему, но точно кому-то что-то отдаст. Потому что обычно с такими широко распахнутыми глазами сидят в предынсультном состоянии. Хоть проси соседа улыбнуться и поднять руку.
А вот когда он вскочил, по-молодецки обежал стол и схватил меня, я вспомнил, что правцы необычайно сильны. Да, обычно проявляют свою мощь под нашим солнышком, но, видимо, сосед заполнил батареи до отказа прежде. Потому что по шкале, где ноль — это был смущенный Митя, а десять — счастливый Анфалар, который давно не видел друга, объятия Васильича тянули на твердую восьмерку. Что, понятное дело, моим захрустевшим позвонкам не особо понравилось.
Что все же компенсировало неудобство — слабое восполнение хиста. Вот сразу видно хорошего человека. Еще «спасибо» не успел сказать, а уже благодарен.
— Живой? Здоровый? Это сколько же ему сейчас? Что он говорит? Помнит меня?
Васильич засыпал вопросами, поэтому первую минуту я лишь кивал либо мотал головой. Пока наконец не удалось отстраниться. Только после этого я стал осторожно выдавать информацию, которую услышал от Рехона. Понятное дело, что не всю. Но самую суть я все же выложил — его, Васильича, сын, наемник на службе у господаря, да вдобавок ко всему довольно сильно проклятый товарищ. Так, что даже лица его не разглядишь.
Правда, с соседом сейчас было бесполезно разговаривать. Любые сведения, пусть и не самые приятные, он встречал с улыбкой сумасшедшего. А когда я закончил, вновь схватил меня, чтобы повысить свою отметку на шкале объятий до девятки.
— Федор Васильевич, вы точно услышали все, что я сказал?
— Да. Ты не понимаешь самого главного, Матвей. Мой сын жив! Может ли быть что-то важнее этого? Я помню его совсем малюткой. Я сам растил его, учил держать меч, объяснял, как отличать ядовитые растения от съедобных, поил горьким снадобьем, когда он болел, носил на этих вот руках. И теперь ты говоришь, что мой мальчик жив. Разве может быть в жизни большее счастье?
— Не знаю. Наверное, нет, — честно признался я. — Федор Васильич, но ради вашей же возможной встречи, отпустите меня. Пожалуйста.
— Да, извини.
— На повестке дня другой вопрос…
— Как спасти моего мальчика, — закивал сосед. — Как перетянуть его обратно. Может, можно будет договориться с каким-нибудь чуром, чтобы…
— Думаю, проклятых не просто так игнорируют. И даже если Рехон пойдет со мной для нахождения прохода, то все закончится довольно прозаично — чуры отвернутся уже от того, кто его привел. К тому же, у меня имеется более надежный и простой вариант. Примерно такой, с помощью которого вы оказались здесь.
— Артефакт? — встрепенулся сосед. — Но я думал, что он разрушился.
— Я сделал новый, — сказал я таким тоном, словно Трубка продавалась в ближайшей «Пятерочке». — Проблема в том, что дело не только в том, чтобы перетянуть Рехона сюда. Необходимо еще уладить все дела с его поручением от господаря. И заодно обезопасить Фекой. Короче, мне нужно найти за неделю тысячу монет.
— Подожди, что-то у меня точно было…
Старик засуетился, смахнув с верхней полки возле печки какие-то вещи. Потом перебежал к дальнему шкафчику, вынимая все оттуда.
— Немного, но есть. Вот. Погляди.
Со стороны это выглядело как предметы старины на уличной барахолке — какая-то резная кукла из дерева, от которой едва веяло хистом, двадцать шесть монет лунным серебром, потемневшее ожерелье с крохотным красным камушком, старый проржавевший нож — явно артефакт, но сейчас пустой. Ах да, сверху все это Васильич придавил обычными рублями — тремястами тысячами, как он сам признался. Интересно, на похороны копил или для телефонных мошенников?
Другими словами, я четко понял, что в роли инвестора Васильич мне не подходит.
— Боюсь, это едва ли решит проблему, Федор Васильич.
— Но что же делать, у меня больше и нет ничего.
— Кикимору, блин, продать, — прикололся я.
Впрочем, не очень удачно. Потому что за дверью что-то упало.
— Время еще есть, что-нибудь придумаем, — успокоил я его. — Я тут с одной Башни одну штуку интересную вытащил. Может, ее получится продать.
— Хорошо. Матвей, но если что понадобится, ты всегда можешь на меня рассчитывать.
— Конечно, Федор Васильич. Ладно, пойду я, своих проверю.
Уже выходя я столкнулся с недобрым взглядом кикиморы. Хотя бы для приличия веник, что ли, взяла, за которым отправилась. Но да, согласен, с шутками надо быть поосторожней. Я же так, ляпнул, для веселья. Кому нужна кикимора? Правда, это обычная безрукая нечисть без надобности. А Марфа, которая по хозяйству полезнее беса, очень бы зашла любому рубежнику. Вопрос лишь в том, стоит ли она тысячу?
Так, что это за крепостное право? Вообще-то кикимора свободное живое существо. Так что это не вариант. Точно не вариант.
Значит, все-таки яйцо. Лично мне выход на рынок Выборга закрыт. Придется искать посредника. К примеру, Следопыта или Морового. Или, чем черт не шутит, Ингу. Я бы даже больше склонялся к последнему варианту.
Телефонный звонок заставил вздрогнуть. Что еще более удивительно, несмотря на высветившиеся слова, мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы понять — кто это. Мозг, работая на пределе возможностей, смог сделать это лишь секунд через семь. Интересный эффект, когда человек всплывает из того, уже будто напрочь забытого прошлого.
— Здравствуйте, Анжелика Никифоровна.
— Здравствуй, Матвей, — поприветствовала соседка по квартире того, кто избавил мир от грозного той-терьера.
Хотя почему избавил? Вдруг он прибился к какой-нибудь бродячей стае собак и теперь кошмарит окрестности? Зная этого мерзкого пса, я бы ничему не удивился.
Изумило как раз другое — этот звонок. Нет, я сам оставлял телефон соседке по квартире, на всякий пожарный случай. И надо отметить, к чести Анжелики Никифоровны, раньше она меня по пустякам не беспокоила. Значит, произошло действительно что-то из ряда вон выходящее. Пожар, потоп? Квартиру я не «законсервировал», практически бросил. Даже счета не оплачивал. Все могло произойти.
— Не видно тебя давно, — вкрадчиво заметила Анжелика Никифоровна.
— Дела, работа, — почти не соврал я. — А что-то произошло?
— Даже не знаю, — честно призналась она. — У нас тут какая-то чертовщина уже вторую неделю происходит. На
