Второй кощей - Дмитрий Александрович Билик
— Вить, привет, — махнул я официанту на входе. — Зоя тут?
— Нет, она сегодня после обеда будет. Но уже утром заезжала, раздала пистонов и свалила. Ты же знаешь нашу мегеру.
Эта информация меня немного успокоила. Значит, все нормально. Можно заниматься текущими делами.
Вот я и отправился не к себе, а прямиком к Васильичу. А как еще, если такие новости? Моя нечисть ничего, подождет. Да и чем они могут похвастаться? Расскажут, сколько и чего выпили?
Ехал и разглядывал изменившийся пейзаж за окном. Да, осторожно, на мягких лапах, в Выборг пробралась осень. Раскрасила все вокруг своими оранжево-коричневыми цветами, сбила с деревьев сухую листву, разбросала по тротуарам вымытую дождем землю. Впервые для меня осень наступила как для питерских коммунальщиков зима — неожиданно. Вот ведь только встречал лето, радуясь теплым денечкам, глядел, как плещутся русалки, а самый короткий сезон в Выборге взял и пролетел. А все рубежные дела.
Дом свой я проскочил даже не повернувшись в его сторону и остановился возле обители правца. И сразу зацепился взглядом за кикимору в широком платье и галошах, перекапывающую грядки. За время нашей разлуки, она будто стала еще шире. Впрочем, это ее совсем не испортило. Скорее даже наоборот. Теперь кикимора походила на обычную русскую деревенскую бабу. Интересно, а у людей и нечисти могут быть дети? Тьфу ты, не о том я все.
— Бог в помощь, Марфа! — махнул я.
Вот что за бог в помощь? Я с этим рубежничеством действительно словно умом тронулся. Еще по-старославянски заговорю. Обычного «привет» было бы вполне достаточно.
Та разогнулась, уперев свободную руку в поясницу и кивнула. Создавалось ощущение, что кикимора мне не очень-то и рада. Это ты погоди немного, сейчас я как обрадую твоего хозяина, вообще офигеешь.
— Федор Васильич дома?
— Дома, — подтвердила кикимора. — Обед готовит. Мне сказал в огороде поработать.
— Потому что лопату трудно сломать? — сыронизировал я.
— Ничего я уже не ломаю, — набычилась нечисть. — Просто плов — женских рук не терпит.
Судя по интонации и манере построения фразы — это выражение Васильича. Я даже представил, с каким назидательным лицом он это произносит. И понял, как жутко соскучился по старику. Поэтому незамедлительно постучал в дверь, и затем вошел внутрь. А чего, свои же люди.
Пахло умопомрачительно. Мясом, которое, по всей видимости, именно сейчас зажаривалось с луком и морковью в печи. Конечно, приготовление узбекского национального блюда в доме с исконно русским убранством выглядело необычно. К тому же, печь была не вполне приспособлена для плова. Огромный казан приходилось часто вытаскивать и перемешивать содержимое. Я даже невольно засмотрелся, как уверенно действует Васильич, пока тот наконец меня не заметил.
— Матвей! Ты чего встал там, как не родной! Заходи, у нас плов. Ты голодный?
— Можно и так сказать!
Не то, чтобы я был офигевший гедонист и решил собрать сегодня ачивку — пожрать у всех членов семейства… кстати, я в душе не представлял, какая фамилия у соседа. Короче, сначала у сына, а потом у отца.
Просто дело в том, что с аудиенции у Бедлама прошло довольно много времени. Сначала мы вернулись с Лео обратно в Фекой, затем я поговорил с Анфаларом, с Форсвараром, потом с Анфаларом и Форсвараром. Еще попрощался с Аленой и только после этого «заскользил» к чуровскому проходу. Короче, времени прошло изрядно, чтобы успеть проголодаться.
— Смотри, мясо почти готово, сейчас рис засыпим. Я его в воде держу, потом промываю теплой водой, чтобы крахмал ушел. И беру всегда в одном месте, такой в магазине не купишь!
Я сначала было пытался рассказать про причину своего неожиданного визита, но пару раз открыл рот, закрыл и смирился. По крайней мере потому, что мог испортить создававшееся произведение искусства.
Васильич безуспешно делился секретами высокой (для меня-то уж точно) кухни. К примеру, что надо не переборщить с водой, иначе получится рисовая каша с мясом, а не плов. И что обязательно нужно бросить ближе к концу сушеный барбарис. Он придает блюду небольшую кислинку.
Я даже не питал себя иллюзиями, что у меня получится повторить нечто подобное. Свои кулинарные таланты, которые, скорее, можно было обозначить словом «потуги», я прощупал давно. Как опытный проктолог то, что ему надо прощупывать. Приготовить что-то несложное — вроде яичницы, картошки или пожарить котлет — еще куда ни шло. Но в случае с чем-то серьезным — лучше заказать. Или на худой конец напрячь Гришу.
Когда блюдо дня было готово, Марфа без всяких косяков расставила посуду, приборы и даже порезала хлеб (никого при этом не пырнув), и мы приступили к дегустации. Самой торопливой в моей жизни, потому что я сразу же обжег язык, но не пожалел об этом ни секунды.
Да, плов был другой. Отличный от того, к которому я привык. Но вместе с тем все равно невероятно вкусный. Я не заметил, как съел тарелку и даже не испытал никаких угрызений совести, когда положили добавку. Хорошо мне с моим метаболизмом — могу зараз съесть торт целиком и не прибавлю ни грамма. А вот тому же Костяну, с его любовью к кошкам в беляшах из разных придорожных кафешек и прочему фастфуду, сложнее. Уже сейчас стал намечаться животик. А ведь ему еще до тридцатника далеко. Не животу — Костику. Хотя и животу тоже.
Когда перед нами были поставлены бокалы с горячим чаем, я решил, что пора.
— Федор Васильич, я тут по поводу вашего сына узнал.
И понял, что правильно не стал говорить до плова. Потому что сосед выронил бокал из дрожащих рук, и тот разбился об пол. Марфа тут же бросилась подбирать осколки. Более того, к моему удивлению, сделала это невероятно быстро и грациозно. Опять же, не пытаясь залить собственной кровью все вокруг.
— Я пойду, выкину, — сказала она. — А еще веник принесу из сеней.
Когда Марфа вышла, Васильич посмотрел вслед кикиморе с мягкой улыбкой.
— Умная женщина. Словно у нас в доме веника нет. Говори, Матвей. Я ко всему готов. Уж сколько за все эти годы передумал плохого, что ничем не удивишь. Как он хоть умер?
— У вас, Федор Васильевич, проблемы с временами у глаголов. У меня такое же было, когда я английский учил. Эти презенты-прогрессивы ни фига не презенты,
