Преддверие войны - Алексей Птица
А вот об их дирижабле в газетах не напечатали ни слова. Это одновременно и удивило, и расстроило. Хотелось, чтобы все знали, что с ними случилось на борту дирижабля, а в газетах о том ни слова.
— Это что получается, никто и не знает, что с нами произошло? — громко возмутился отец на ужине. — Так, может, нам всё привиделось?
— Мирон, у нас же всё благополучно закончилось, вот газеты и не шумят, не о чем писать им, получается, оттого и молчат, — рассудительно предположила мать Лизы.
— Гм, может и так, но всё равно, весьма странно, они же поймали террористов, должны о том написать.
— Так дело расследуют, не хотят рассказывать, что поймали! — невольно вырвалось у Лизы, и она в испуге замолчала, страшась, что отец начнёт ругаться. Но отцу до неё дела не было, он просто откинул газету в сторону и принялся со смаком хлебать горячие щи.
Синегреевы горожанами стали только во втором поколении, и многие крестьянские замашки отца, проведшего детство в деревне, продолжали до сих пор сказываться в быту.
— Да и ладно, было и прошло, нам дальше жить надобно, и чтобы больше никто мне про воздушные поездки не талдычил, — оторвавшись от тарелки, сердито произнес глава семьи. — Покатались, хватит, на всю жизнь запомню, каково оно, летать под небесами. Бог наказывает тех, кто летать вздумал, о то и нам предупреждение. Чаще молиться надобно, и тебе, Лиза, больше всех. Завтра в церковь пойдём, грехи замаливать, как раз воскресенье. Я уж расщедрюсь на свечу большую, денег тебе дам, чтобы ты за здравие поставила юноши того, авось, объявится.
В воскресенье всей семьей они, действительно, сходили в церковь, и отец, как и обещал, выдал деньги на свечу, а через неделю Лизе пришло письмо. Она даже не поверила своим глазам, когда мать, скептически поджав губы, вручила ей конверт с указанием её имени и фамилии. До этого Лиза никогда ни от кого не получала писем, так что, интерес родителей к адресату сего письма оказался, мягко говоря, повышенным.
— При нас вскрывай! — сказала мать, внимательно наблюдая за выражением лица дочери, когда та вскрыла конверт и, жадно схватив лист, принялась его читать, невольно при этом улыбаясь. На хорошей бумаге каллиграфическим почерком были написаны долгожданные слова.
— Нашёлся, стало быть! — резюмировал отец, получив от жены доклад, когда та перечитала письмо уже после дочери. — Говорил же, в церковь надо сходить, грехи замолить, вот он и нашёлся, да ещё и тебя отыскал, не иначе, само Провидение ему помогло.
Лиза же, вспыхнув от нечаянной радости, зарделась крупным румянцем, что засиял на её белой коже багряным солнцем, да так, что аж отец залюбовался ею.
— А и хороша наша Лизка, любому отрадой будет и женой верной, да, Лизка?
— Да, папенька, — опустила глаза девушка, испытывая к отцу смешанные чувства, с одной стороны она любила его, а с другой — хотела, как можно скорее, вырваться из-под его жёсткой руки и постоянного контроля.
— И что он там пишет?
— Встретиться с нашей Лизонькой хочет, — ответствовала мать, — либо к нам прийти, если пригласим, либо где-нибудь в городе увидеться.
— К нам пока неча идти, мы народ простой, ещё спугнём жениха, и одну в город отпускать тоже не след.
— А что же тогда делать? — растерянно спросила Лиза.
— С матерью пойдёшь, напишешь ему в письме, где учишься, и когда сможешь после учёбы с ним встретиться. Мать туда же подойдёт, и прогуляетесь вместе с этим новоиспечённым женихом. А ты, мать, расспросишь его, кто он, что он, где учится.
— Так он в духовно-инженерной академии же учится!
— Откуда знаешь?
— Так он ещё тогда сказал, и видно, что из благородных, я сразу определила.
— Да, запамятовал я, сейчас вспомнил. Тем более, нужно захомутать его, раз на Лизку запал, или тебе не нравиться он, дочь? — вдруг обратился к девушке отец.
— Почему? — невольно вырвалось у неё.
— Так не знаю почему. Ладно, разберёмся. Пиши ему письмо, да дай матери почитать, а то знаю я вас, девок, напишите там ещё чего лишнего…
— Я его совсем не знаю, чего писать мне лишнего?
— Ладно, нашёлся, жив и хорошо, а всё потому, что верить в Бога надо, а не в дар этот. Всё, отдыхать всем, устал чего-то я сегодня. Идите!
Вернувшись в комнату, Лиза перечитала письмо, потом ещё раз и ещё. Прижав его к сердцу, она начала молиться, чтобы ей повезло, и она смогла встретиться с юношей. Но молитва — хорошо, а пора уже принять посильное участие и, выйдя из комнаты, она вошла в гостиную, где стала писать ответное письмо.
— Хватит жечь электричество! — возмутился отец, видя, что Лиза под светом электрической лампочки пишет письмо.
— Но, папа, я должна дать ответ⁈
— При свечах пиши, они дешевле. Вот выйдешь замуж, купит тебе муж свою квартиру, и делай в ней, что хочешь, а в моей нечего.
— Не надо свечи жечь! — вмешалась уже мать, — они тоже денег стоят, да и зрение себе посадишь, а кому нужна полуслепая жена, не возьмут. Иди спать, завтра с утра встанешь и при свете дня всё напишешь. Чего там особо писать, пару строк черкнёшь, да хватит.
Лиза категорически не была согласна ни с матерью, ни с отцом, но спорить не стала. Завтра, значит, завтра, она успеет, тем более, за вечер и ночь продумает грамотный, и в то же время, короткий ответ.
Так оно и получилось. Встав ни свет, ни заря, она быстро умылась, приготовила себе и отцу завтрак и, усевшись за стол, быстро набросала письмо. Сложив его вчетверо, она выпорхнула из дома, спеша на почту, а оттуда уже намереваясь пойти на занятия в музыкальное училище. С замиранием сердца опустив опечатанный красивыми марками конверт в почтовый ящик, она поспешила на занятия, лелея мечту, что на следующей неделе обязательно придёт ответ, либо юноша явится к ним сам, даже без приглашения.
Она теперь
