Частная практика - Екатерина Насута
— А Настя? Как она отнесётся?
— Светлый дар имеет ряд весьма интересных особенностей.
— Ещё?
— Как и тёмный. Так вот, его обладатели умеют нравится. Даже не так… его обладатели просто не могут не вызывать ответной симпатии. Дар весьма редкий, а потому сама Вселенная заботиться о его носителях.
Ну раз Вселенная… кто такая Катерина, чтобы со Вселенной спорить.
Да и человек Матвей надёжный.
Даже и без дара.
— А его страсть контролировать… она тоже уйдёт?
— Скажем так… здесь придётся работать вам. Хотя чем больше объектов в ближнем круге, тем надёжнее якорь. И носитель дара.
— Чудесно… — сказала Катерина, хотя прозвучало не совсем искренне. — Поймите, хорошо, если оно и вправду так… а если нет? И кому она там нужна будет? Ладно, явится этот… молодой княжич…
Погожин тоже тоненько хихикнул и зажмурился, явно представляя что-то этакое.
— Я, может, с князьями дела не имела, но… там ведь свои законы, обычаи и всё такое. Кому там нужна будет Настасья?
— Целительница с потенциально великим даром? Пусть и необученная? Боюсь, тут скорее вопрос надо ставить иначе… князей в мирах всяко больше, чем целительниц.
— А дети? У неё ведь дети! И не думайте, что она от них откажется. Даже ради княжества…
— Если ваша сестра не отказалась от детей даже чтобы выжить, — серьёзно сказал Погожин, — то и ради княжества, само собой, не откажется. И это поймут… думаю, юный княжич доступно объяснит, что считает их частью семьи. В целом, подозреваю, Ратмар ждут большие перемены… кстати, дети тоже одарены. Сказалась близость к твари. Весьма… уникальные условия.
И значит, их тоже примут.
С радостью или нет… хотя… с упорством Матвея и его непрошибаемостью радость подданных он организует по расписанию. Но вот… что вот Катерине делать?
Додумать она не успела.
Сперва там, за окном, хлопнул выстрел, громко, заглушая рёв метели. А потом раздалось отчаянное:
— Помогите! Братухе плохо!
Гремислав дышал.
Часто и быстро. Глаза закрыты, но двигаются. Движение это видно под тонкой кожей век. Ресницы вздрагивают. А губы кривятся, словно он хочет сказать что-то, но не может.
На лице — брызги чего-то красного.
Кровь?
— Ты… — Матвей хватает Погожина-старшего за грудки. — Ты… целитель! Исцели! Сделай что-нибудь…
И застывает. А Погожин аккуратно высвобождается из захвата.
— Я понимаю ваше волнение, — он поправляет сбившуюся одежду. — Однако на будущее просил бы вас сохранять контроль над эмоциями.
Кровь.
На лице кровь.
Чья?
Катерина видела себя словно бы со стороны. Вот склоняется. Щупает пульс. Считает, отмеряя быстрые удары сердца и впихивая цифры в жёсткие рамки нормативов. Пульс, как ни странно, замедлен. Дыхание тоже ровное, глубокое.
Конечности сгибаются. С трудом, но всё же. Мышцы не сведены судорогой, скорее…
— На каталепсию похоже.
— Согласен. Так… княжич, ты… тварюку-то пришиб?
Матвей отмирает.
И склоняет голову.
— Башку ей на хрен… а он говорил, что пули не возьмут. Хорошая пуля всё возьмет!
— Да, да, особенно, если светлой силой зарядить… со стрелами такое делают, а ты вот с пулей. Прогресс в действии. С другой стороны стрессовая ситуация часто вызывает спонтанный всплеск сил. В любом случае там надо убраться… Наночка, сходи с молодым человеком, убедить, что тварь мертва, а мы пока займёмся другим княжичем.
— Он… он поправится? — в этом вопросе было столько надежды, что Катерине почему-то стало совестно, будто бы она виновата в случившемся. Нет, она точно знала, что ни в чём не виновата, но… совесть — такая штука.
Иррациональная.
— Боюсь… на этот вопрос у меня нет ответа, — Погожин посерьёзнел. — А врать я не привык.
И Матвей, который прежде психовал не то, что из-за отказов, из-за намёка, что что-то может пойти не по его плану, просто кивнул и отступил.
— Так… надо будет сказать, чтоб ему вручили детей. Дети, дорогая моя, имеют удивительное свойство занимать всё свободное время. Причем свойство это никоим образом от количества детей не зависит… где там мой остолоп⁈
— Я не остолоп! — огрызнулся внук Погожина. — Я всё слышал! И…
— И потому сейчас разбудишь детей, соберёшь их и, прихватив княжича, отправитесь за покупками.
— Какими…
— Какими-нибудь. Детям ведь одежда нужна, обувь и всё такое… на месте разберётесь. Главное, сделай так, чтоб вас тут в ближайшие пару часов не было. Ясно?
Парень кивнул.
— Погоди. Сперва давай, вниз его… мало ли.
Это вот его «мало ли» резануло по ушам, и почудилось в нём скрытое беспокойство. А ещё неуверенность и даже страх. Хотя страх Катерина, пожалуй, придумала. Страшно было ей.
— Это… это ведь не каталепсия, — сказала она, когда внук Погожина и ещё какой-то смутно знакомый молодой человек унесли Гремислава. — Это ведь…
— Скажем так, состояние сходное. А ведь я предупреждал… ладно, если вытащим, потом выскажу про всё. Дело в том, уважаемая Екатерина Алексеевна, что этот бестолковый молодой человек дважды попал под ментальное воздействие. И в первый раз оно было довольно длительным.
— Провал в памяти.
— Он самый. И разум пытался восстановиться. Он бы и восстановился через неделю-две или там пару месяцев.
— Что та тварь сделала?
— Полагаю, осознав, что попалась, ударила. Жорники сами по себе неплохие менталисты. Действуют грубо, а тут вовсе прямым ударом. А это… как пальцами в свежую рану. И теперь его разум расколот.
— И как… быть?
Молчание было ответом.
— Должен же быть способ! Если бы всё, вы бы…
— Успокойтесь, — сказал Погожин таким тоном, что Катерина и вправду успокоилась. Правильно. Что это она. Паника ещё никому и никогда не помогала. И ей надо взять себя в руки. Выдохнуть.
Унять дрожь.
— Способ… скажем так… с точки зрения физической он вполне здоров. И я прослежу, чтобы здоровью его ничего не угрожало.
— Но?
— Но без помощи это будет просто существование телесной оболочки. Весьма нужной, поскольку разорванная между близнецами связь восстанавливается и повторный обрыв её скажется на здоровье другого княжича…
— А оно вас волнует?
— Не только меня.
Да, тоже правда.
Успокаивать других куда проще, чем успокаиваться самой. Катерина старается, старается, а оно всё никак.
— Разум, к сожалению, мне не подвластен. Я могу стабилизировать работу функционально, но то, что происходит внутри…
— А кто может?
