Записки нечаянного богача – 3 - Олег Дмитриев
— Да вы знаете, кто его отец⁈ Да вам всем… — начал было один недобиток, но Серёга вежливо попросил его помолчать. Хорошим футбольным ударом прямо в источник звука. Брызнуло, хрустнуло и хрюкнуло. Потом завыло от боли. Лорд пнул в солнечное сплетение, выключая звук. Так же, по-манчестер-юнайтедски, широко. Вот оно, воспитание островитян.
Я присел рядом с девушкой, что дрожала так, что за неё стало страшно — не припадок ли. Она держала зажмуренными глаза, ладонями зажала уши, и даже губы были стиснуты в тонкую белую полоску. Мне остро захотелось подняться и прямо сейчас же вколотить в землю всех лежавших на ней негодяев.
— Дим, что с ней? — взволнованно спросил Лорд. К нему одновременно вернулись серый цвет глаз и рассудительность.
— Испугалась очень. Видишь, как колотит её? Беги за машиной, у тебя дыхалка получше, гони сюда — вдруг в больничку надо? Я как раз тут по пути какую-то видел на карте, но всё быстрее, чем пешком, — и я кинул ему ключи от Раджи. Он поймал их как-то странно, уже на бегу, за спиной и вообще не глядя. Кажется, моё общество на него дурно влияет. Ну, или наоборот, это уж как посмотреть.
— Всё закончилось, всё в порядке, тебе никто и ничего не угрожает, — начал я говорить тем самым тоном, что наиболее подходил ситуации — как с маленькими детьми и животными.
Дрожь становилась слабее, но не утихала. Я изо всех сил боролся с желанием обнять ей, или потрясти покрепче. На судебной психиатрии нам рассказывали, что такое помогало не всегда. И лишь когда она попробовала сесть, не открывая по-прежнему глаз, я осторожно поддержал её под локоть. Он дрогнул, но не вырвался.
Девушка открыла один глаз. Он был непередаваемо-сапифрового оттенка. Такой глубокой синевы летнего вечернего неба я не видел никогда прежде. Чёрные волосы, спутанные и забитые ветками и травой, смотрелись вокруг бледного лица грозовым облаком или воронкой смерча. Кожа была светлая, щеки и шея покрыты румянцем от недавнего бега и испуга, на щеке царапина, видимо, от ветки. Открылся и второй глаз, точно такой же, но вместе они выглядели совершенно нереально, словно океан и небеса одновременно.
— Всё хорошо, больше некого бояться, тебя никто не обидит, — повторил я, заметив, что её ладони уже не так сильно притиснуты к ушам, и вдруг, неожиданно для себя самого, закончил:
— Людмила.
Спасенная вздрогнула, хоть это и сложно было заметить — дрожала она не переставая.
— Вы меня знаете? — спросила она, и, клянусь Богами, этот голос подошёл бы ангелу, если бы была уверенность в том, что ангел — женщина.
В это время с дороги, перелетев двойную сплошную и бордюр, прискакал Раджа, развернувшись с юзом так, чтобы закрыть нас бортом от дороги. Я аж онемел. Про навыки Ланевского в части экстремального вождения разговор как-то не заходил, ну да Бог с ними, с навыками. Поражал сам факт того, что полноприводный пикап так в принципе может, потому как не вязался с моими, скромными, правда, познаниями в физике.
Лорд обежал машину спереди, как дикого коня. Кажется, он тоже был слегка обескуражен. На ходу сорвал с себя плащ и бережно опустил на девушку, не коснувшись её руками. Мы сидели вокруг неё, не сводя глаз. Она поправила плащ величаво, будто это была императорская мантия, но вместе с тем таким лёгким и естественным движением, словно этот предмет гардероба был ей привычен до полной незначительности. И сказала:
— Благодарю вас, ясновельможные панове, за моё спасение от разбойников. Я Людочка Коровина, и мне нужно к бабушке.
Грация княгини. Голос ангела. Глаза Небес. И полное, остро очевидное, пугающее до бессильной злобы, отсутствие мысли во всём этом. Она была сумасшедшая. На Серёгу было до боли грустно смотреть. Он словно обрёл внезапно веру в человечество — и тут же потерял её.
— Людмила, мы отвезем тебя к бабушке прямо сейчас. Ты помнишь адрес? — тщательно сдерживая голос и лишние слова, спросил я.
— Да, мы живём с бабушкой возле школы, — кивнула девушка, распахнув чудесные глаза. Я почувствовал, что Ланевский сейчас завоет и пойдет грызть лежачих. Потому что сам хотел того же.
— А номер школы знаешь? — без особой надежды, но стараясь не показать этого, спросил я.
— А там два номера, — прозвенел ангельский колокольчик, — три и четыре! — Цифры она показывала на пальцах обеих рук. Пальцы были тонкие и изящные, любая пианистка, скрипачка или арфистка убила бы за такие.
— А какой из них первый? — включился со своей логикой Ланевский.
— Три! — звонко ответила девушка, показав на левой руке четыре пальца.
— Разрешите ли помочь Вам пройти в экипаж, прекрасная пани? — а вот от него такого голоса я точно не ожидал. И выглядел он так, будто воочию увидел Богородицу.
— Окажите честь, ясновельможный пан.
Ланевский осторожно обернул свой плащ вокруг спасенной, бережно и легко поднял её на руки и развернулся. Я еле успел подхватиться и открыть им заднюю дверь. Лорд бережно усадил внутрь барышню, втянулся, по-другому не скажешь, следом в салон сам и закрыл дверь. Я остался один в мокром парке, в полной тишине, перемежаемой стонами и всхлипами рассыпанных вокруг тварей. И тут услышал звук движков по меньшей мере двух машин.
Шерсть, едва улегшаяся было на загривке, начала подниматься снова. Отшагнув назад, я опустил задний борт, на котором мы не так давно изучали историю родного края, и сжал пальцы на черенке малой саперной лопатки. Кто бы там не ехал — моих я им не отдам. И я почему-то был совершенно твёрдо уверен, что неожиданно выпавшая из лесу Людочка Коровина теперь тоже моя.
Глава 7
Старая-старая сказка. В жизни все страшнее
Двери остановившихся машин открывались тихо, тише, чем работали двигатели. Но я был уверен — вышло пять человек. Крупных, тяжелых, судя по звуку проминаемого ими дёрна. Никогда не задумывался, что при нажатии ногой дёрн мог издавать различные звуки, в зависимости от веса, температуры и влажности. А он, оказывается, мог. Я просто не знал, как слушать.
— Дмитрий
