Обещанная медведю. Вернуть ведьму - Анна Григорьевна Владимирова
Но нет. Давид поднялся, подал мне руку и потянул за собой. Я послушно поднялась, как обычно, жалея о содеянном. Уж лучше бы кофе сейчас пила, чем снова испытывать выдержку Горького. Но поздно.
– Я не знаю этот ритуал, – тихо проблеяла я, глядя на Манор.
– А должна бы, – укоризненно покачала головой ведьма. – Сегодня-то как собиралась замуж?
– Я не собиралась, – огрызнулась я.
Но гневно посверкать глазами на цыганку Давид мне не дал – утянул к платку и поставил у порога дома так, что платок нас разделил.
– А ты откуда знаешь? – прошептала я ему, стараясь не дрожать.
– Помолчи, – сурово глянул он на меня исподлобья. – Хотела же меня на коленях…
Давид опустился передо мной прямо на платок и шумно втянул воздух, а до меня дошло, что стоять коленями на бусинах должно быть очень больно. Под ребрами вдруг резко сжалось так, что дыхание сперло. Захотелось рвануться отсюда, но только ноги не слушались. Меня парализовало и сжало от ужаса. В голове мелькнула мысль, что это колдовство старой ведьмы. Она явно меня невзлюбила!
Я застыла, распахнув глаза и дрожа, но Давид взял меня за обе руки, и ужас схлынул, как и не было его. Ладони Горького показались горячими. Мои пальцы в них взмокли, а он поднес их к губами и прикрыл глаза. Язык, на котором он начал говорить, был мне незнаком. Но слова разгоняли дрожь, возвращая тепло в тело. Я будто понимала их подсознательно. Дыхание выровнялось, сердце перестало колотиться в груди, а ноги налились такой усталостью, что подкосились, и я бы осела на пол, если бы Давид не подхватил на руки. Убрал с лица пряди, продолжая говорить, а я не сводила с него взгляда. Из глаз покатились слезы.
– Чиста… – выдохнула рядом Манор. – Чиста!
– Тише, женщина! – взвыл сдавленно инспектор.
Они продолжали тихо препираться, но я уже не слушала. Я смотрела на Давида и глотала слезы. Уж лучше бы он еще раз укусил… Что это все значило? Что это за дьявольский ритуал?
Его монолог закончился шепотом, заблудившимся в моих волосах, когда Давид коснулся губами виска. И инспектор с женой кинулись к нам с поздравлениями, взорвав тишину вокруг. А Давид поднялся встал с коленей со мной на руках и понес на диван. Мне хотелось кричать. Снова молотить его в грудь и требовать ответов. Но я безмолвствовала.
– Вот теперь тебе и бумагу можно выдать, Давид.
– Молодец, – улыбалась ведьма, разливая кофе. – Теперь все у вас будет хорошо.
– Можно теперь покурить? – выдавила я.
– Иди, – постановил Горький быстрее, чем цыганка успела снова возмутиться, и протянул мне пачку.
Глава 4
– Давид, – нахмурилась Манор и всплеснула руками. – Ну что же она?! Как ты так?!
– Пусть переведет дух, – вступился Рустэм Рутгерович. – Давид как раз расскажет, как вышло, что он отбил невесту у самого Роварского. Да еще и в день его свадьбы! Я в инспекцию ехать сегодня не хочу! Там все на ушах стоят!
– Прости, Ру, я бы никогда тебя так не подставил, если бы были другие варианты, – бессильно выдавил я.
Взгляд цеплялся за платок, так и лежавший на полу. А тонкий запах дыма сигарет призывно щекотал нервы. Мне казалось, я даже слышал всхлипы, но за переполохом семейной четы Ворончак не было возможности расслышать.
– Прекрати, Давид! – возмущался Рустэм. – Ты мне как сын! Чтобы я не слышал такого больше!
– Она чистая, Давид, – положила мне на плечо руку Манор. – Я не могла не проверить…
– Мне все равно, какая она, – мягко возразил я.
– Э нет, дорогой! – покачала она головой. – Твоя мать бы мне не простила, если бы я отдала тебя кому попало! Не перебивай! – гаркнула она на мужа, шумно набравшего воздух в легкие. – Я знаю, что он зверем выбирает, но знаю я этих ваших зверей! Несут вас в омут с головой, не иначе!
Она энергично подкрепляя каждое слово жестами, и как бы ни было тяжело на душе, я все равно усмехнулся. Манор хоть и вредная временами, но добрая. Зверь отозвался ворчанием в душе – не понравилось ему, что выбор его оспаривают, но он тоже любил Манор.
– Зверь мой любит тебя больше ведьмака, – заметил я с усмешкой.
– Пусть не подлизывается! – махнула она рукой. – Ему надо меньше. Тебе больше. Рассказывай давай, почему такая спешка у тебя с женитьбой!
– Слава не хочет замуж за Роварского, – улыбнулся я мягко. – Она пыталась сбежать сегодня ночью из города. Но я не пустил. – Манор с Рустэмом изумленно переглянулись. – Слава давно моя. Сбежала однажды. Но теперь нашлась, и я не намерен ее отпускать.
Манор слушала, тревожно хмурясь, потом перевела взгляд на мужа:
– Ты проследи, чтобы этот твой Роварский не влез со своими претензиями, – потребовала она. – Давиду не до этого – ему с собой разбираться надо. И с невестой своей.
– Знал, что ты будешь против, – усмехнулся я грустно.
– Просто мать твою представляю на своем месте, Давид. – Манор села напротив и посмотрела в глаза. – И точно знаю, что она бы переживала.
Манор двоюродная сестра мамы. А еще они с детства были лучшими подругами. Только теперь мама не помнит и ее.
– Давид, может, можно еще передумать? – с надеждой накрыла она ладонью мою.
А я замер и мысленно закрыл уши своему зверю. Веки дрогнули против воли, и я прикрыл глаза.
– Манор! – рявкнул Рустэм, и та, к счастью, замолчала.
– Мы поедем, – вздохнул я, открывая глаза.
Понимал, что Манор пытается заменить мне мать и искренне любит, но от ее любви становилось невыносимо. Отчасти из-за того, что мать она не заменит. И чувство одиночество не пройдет.
Когда не стало отца, я был слишком мал, чтобы это осознать. Но пустота уже тогда поселилась в душе, оторвав от нее приличный кусок. Со смертью брата не стало еще одного куска. А когда перестала узнавать мать, я будто одичал. Этот дом на кладбище, вечный туман и одиночество заменили мне жизнь с живыми. Да, я работал, как проклятый, но все это лишь бегство от пустоты.
Когда я привел в дом Славу впервые, в нем будто стало светлее. Не заметить это было невозможно. Ведьма озарила каждый темный угол моего пространства. Мы говорили часами, занимались любовью, пили вино и чай, много курили и прерывались только на редкий сон. Мне впервые в своем доме захотелось жить, а не просто приходить в него с работы. Ну какая другая могла в этом сравниться со Славой?
