Обещанная медведю. Вернуть ведьму - Анна Григорьевна Владимирова
– Нечего особенно говорить. Она меня не помнит.
Безмятежность цыганского поселка показалась картонной декорацией.
– Как это? – глухо спросила, но понимала, что ответ будет весьма неприятным.
– У нее болезнь Альцгеймера.
– У ведьмы?!
– Да.
– Не может быть…
– Может.
– Давид, почему? – Я всмотрелась в его профиль.
– Не смогла перенести потерю брата.
Горький выкрутил руль к воротам очередного дома и заглушил мотор.
– Но ведь ты остался.
– Да, – посмотрел он на меня. – Слава, это все очень хрупкие материи. Я тоже не понимаю почему. Просто принимаю.
– Ты не принимаешь.
Мы уставились в глаза друг друга.
– Хочешь меня лечить? – усмехнулся он.
– Нет, – отвела я взгляд.
– Хорошо.
И вышел из машины.
В этой части поселка было тише. Давид подал мне руку, выпуская из салона, и подвел к калитке. В кроне дерева над головой вдруг залилась трелью какая-то птица, но он не обратил внимания. Стоял, хмуро взирая на какие-то сообщения в мобильном. Когда за калиткой послышались быстрые шаги, он убрал аппарат.
– Давид! – послышалось восторженное.
Голос такой, будто Горького тут пять лет ждут, как дорогого гостя, и все никак не дождутся. Судя по тому, как его тут же заключили в объятья, так и было.
Глава инспекции – а мне казалось, что это именно он – оказался ведьмаком весьма невысокого роста и неопределенного возраста. Вид на его лысину открылся бы даже мне без каблуков, но черный хвостик на затылке задорно отстаивал свое право на существование. Цветастый халат и такие же тапки завершали образ, который ну никак не вязался в голове с такой должностью.
– А это та самая Станислава? – восхищенно оглядел он меня с ног до головы.
– Здравствуйте, – учтиво кивнула я.
– Хороша, Давид! – ткнул инспектор Давида локтем в бедро. – Стоило подождать и повыламываться! Рустэм Рутгерович, – и он протянул мне руку. – Где же тебя так долго носило, красавица? – Я не нашлась с ответом и глупо улыбнулась. Но инспектор не стал ждать: – Проходите, проходите! – махнул пухлой ладонью в сторону дома. – Манор уже ждет вас на веранде, и, бога ради, похвалите запеканку! Она мне потом всю плешь проест! Я не того изюма купил последний раз, и зуб обещал отдать, если он не понравится гостям в запеканке!
Давид взял меня за руку и повел к дому.
– Осторожно! – шумел позади хозяин дома. – Манор! Кофе ставь!
Перед домом раскинулся большой двор с палисадником и выложенными плиткой дрожками. Пахло цветами и соснами, где-то в глубине тихо журчала вода. А впереди виднелся дом с верандой, на которой уже отсюда было видно хлопотавшую у стола женщину.
Я ступала за Давидом на носочках, стараясь не поломать каблуки, и ловила себя на том, что жмусь к нему.
– Ах, какая красивая!..
Я вздрогнула, выглядывая из-за широкой спины Давида. Хозяйка уже стояла на ступенях, глядя на меня блестящим взглядом. Вся в черном, с длинной серебристой косой, перекинутой вперед, она улыбалась мне так, будто и правда рада видеть.
– …Давид, где ты такую нашел?!
– Это долгая история, – ушел он от ответа и обнял женщину, подойдя к ступенькам, при этом не выпуская мою руку. – Привет, Манор.
Только взгляд женщины вдруг изменился, и она цепко оглядела меня, ненадолго задержав взгляд где-то ниже грудной клетки. Черты ее лица напряглись, и она не стала прятать эмоции, когда Давид снова глянул на нее.
– Проходи, садись, – улыбнулась она напряженно, похлопав его по плечу.
А мне стало совсем не по себе. Могла эта женщина все понять? Могла, конечно. Дары бывают разные, а у цыганских ведьм часто встречалось ясновидение. Может, поэтому Горький и притащил меня сюда?
Я выпутала свою руку из его ладони:
– Можно я покурю?
– Нельзя тебе, – вдруг серьезно возразила хозяйка дома. – Тебе детей еще его рожать. Что ты так смотришь? Не знаешь, что все серьезно?
Пока она меня отчитывала, инспектор замер, не спеша встревать. А вот Давид закрыл собой:
– Манор, все мы знаем. Не пугай, она у меня и так запуганная.
– Ну а чем я пугаю? – перевела взгляд хозяйка на Давида. – Я же вижу, что у нее перья начищены! Вот-вот выпорхнет. Держать надо, Давид.
– Так! – перебил жену инспектор. – Сами разберутся, не лезь! Что за женщина!
Манор только руками всплеснула и направилась в дом:
– Я за кофе!
– Садитесь! – приказал инспектор. – Я уже раздал всем чертей, Давид. И тем, кто тебя преследовал в городе – особенно жирных! Чего удумали! – Я задержала дыхание, завороженно опускаясь на стул. А инспектор продолжал: – Но шуму поднимется немало. Свадьбы ожидало столько народу… – И он усмехнулся. – Давид, я знал, что ты женишься так, что я буду еще долго вспоминать. Или не узнаю вовсе! Но не представлял, что уведешь невесту у самого Роварского!
– Кстати, об этом, – вставил Давид. – Мне бы хотелось быстрее заключить брак официально.
– Уже все готово, как ты и просил, – отмахнулся инспектор. – Расскажите лучше, как так вышло.
– Что значит готово? – сдвинула я брови, отрывая взгляд от Рустэма Рутгеровича. – А как же предложение?
– Он еще не сделал вам приложение? – поползли брови инспектора на лоб.
– Представьте себе! – возмутилась я.
– Да-ави-ид Гле-ебы-ыч… – неодобрительно покачал головой инспектор, растягивая гласные. – Манор, ты только полюбуйся на этого дикаря! – Хозяйка дома как раз нарисовалась на веранде с подносом, и Давид поднялся ей навстречу, чтобы помочь. – Он еще не сделал девчушке предложения, а уже бумажку требует! – ябедничал инспектор жене.
– Так мы сейчас бумажку-то придержим, – усмехнулась Манор. – Давай, Давид. Не знаю, что там у тебя за спешка, но предложение надо сделать по правилам.
Горький помрачнел так, что даже солнце втянуло лучи за тучу.
– У нас со Славой договоренность, – начал он сурово, но слушать его никто не стал.
– Плохая примета, Давид, – засуетилась Манор. – Сейчас все сделаем!
– Бумажку! Ох! – потешался инспектор, покатываясь в большом кресле, как наливное яблоко на блюдце.
Манор вернулась с большим платком, ушитым бусинами, и те заблестели под нерешительным осенним солнцем.
– Как кусать, так ты первый: – ворчала Манор, раскладывая платок на крыльце. – Давай не забывай, что ты, прежде всего, ведьмак из известного рода! Не пристало ведьмакам первым делом кусать своих избранниц…
А мне становилось все интересней, чем Горький заслужил такую привязанность этих людей. Такие, как они, вряд ли пускают в семью незнакомца, да еще с таким энтузиазмом способствуют его счастью. Здесь же налицо было такое обожание, что в глазах щипало от умиления. Мне бы так… А Горький, выходит, умеет заслужить любовь.
Я с интересом косилась на его напряженный профиль. Мне казалось, он сейчас скорее укусит меня еще
