Его чужая истинная - Анна Григорьевна Владимирова
Но Яру об этом я говорить боялась. Наша новая жизнь ему нравилась. Даже больше прежней.
***
Амал
Очередное утро.
И снова я не знал, спал ли. Или продолжал пялиться на горизонт всю ночь, цепляясь за реальность, чтобы не выпасть за грань? За гранью спокойней. Я не раз находил себя там лежащим на дне пылающего озера. И это казалось благодатью.
Но снова нужно было вставать и идти. Привычно закружилась голова – застывшее сердце не способствовало кровообращению. Я кое-как дополз до ванны и уперся в каменную стенку лбом, позволяя горячим струям жечь кожу. Жизнь возвращалась в вены, появлялся голод, потребность сделать первый вдох. Появлялась жажда жизни…
Полгода прошло, но становилось только хуже. Злость, ненависть и желание сдохнуть оставили, но на их место ни черта не пришло. Кроме долга. Тот будто вырос и придавил к земле, не давая вздохнуть полной грудью. Я ушел в дела с головой, забыв про отдых. Сегодня я завалился спать впервые за неделю. Но просыпаться в таком режиме было сложнее.
Когда я вышел в гостиную, обнаружил Дженну на диване.
– Прости, что без предупреждения… – смущенно начала она.
Принесла мне кофе, но взгляд ее не предвещал ничего доброго. И я даже знал почему. Она ни разу не поговорила со мной за эти полгода, хотя я видел в ее взгляде всякое: и горечь, и сочувствие, и осуждение. Но Дженна так и не вмешалась. Больше всего я переживал, чтобы их отношения с отцом не испортились.
– Доброе утро, – поприветствовал я и склонил голову в поклоне.
– Недоброе, Амал.
Эта женщина никогда не будет прятать нож за спиной – она всадит его тебе в грудь, если посчитает нужным. В этом было свое особенное очарование, и это вызывало уважение. Мальва была точно такой же. Поэтому появление мачехи здесь, у меня, с кофе не предвещало ничего хорошего.
– Ты вчера принял решения подавить восстание в моем поселении…
– Ты никогда не высказывалась прежде, – заметил я, усаживаясь напротив.
– Потому что вы здесь Повелители. Аршад и ты. Но то, что произошло вчера, возмутительно. Даже если забыть о том, что это – мой народ…
– Дженна, там все непросто, – устало перебил я.
Мне и правда пришлось провести в резервации немало времени. Новое молодое поколение ее народа выросло мстительным и агрессивным. Цинично, но сразу после противостояния они боялись джиннов больше, и это делало политику в их отношении проще. Многие принимали помощь, позволяли вмешиваться в порядок. Оборотням не хотелось новой войны, а нам удалось отстроить их город заново. Но часть народа так и не приняла наши извинения. Сначала они начали огрызаться на нашу систему поддержки правопорядка – дошло до жертв с обеих сторон. Потом поднялись восстания и начались массовые беспорядки. Кто-то даже требовал невозможного – суда и расправы над моим отцом. Более разумные поднимали вопросы о нерушимых договоренностях – оборотни боялись всемогущих соседей.
Я проводил там больше времени, чем во дворце. Пытался вернуть мир, занимался разработкой проектов договоров, общался с главами народа… Но все надежды разрушились, когда противники договоренностей спалили центр одного из поселений.
Меня лично бесило, что молчал Азул. Это он тот самый Повелитель, на котором лежит ответственность за оборотней и ведов. Но он не вмешивался. И со мной тоже не разговаривал с момента нашей с братом ссоры.
Мой отец же предоставил решать все мне, и вопросов тут не было. Логично, что Повелитель должен понимать тех, за кого взял ответственность. А я уже считал народ Дженны своим.
Но она собиралась со мной поспорить.
– Я понимаю. Но и так быть тоже не должно! Амал, два мальчика в больнице…
– Потому что мальчиков проще всего втянуть в бесполезное противостояние! – перебил ее. – А не потому что я был жесток в своих решениях. Дженна, я запретил подданным применять их силу, и теперь они гибнут от зубов, огнестрела и холодного оружия! Наши потери больше!..
Она резко заполнила легкие воздухом и сжала губы, хмурясь.
– …Послушай, я понимаю, что тебе больно это все наблюдать. Я хотел бы добиться мира без применения силы, но у меня пока не выходит. Они угрожают безопасности той части твоего народа, которые не хотят войны. И ты знаешь, что этих оборотней больше, а я не позволю причинить им вред.
– Знаю, – кивнула она, опуская взгляд. – Прости. Ты действительно делаешь все возможное.
– Может, у тебя ко мне претензии иного рода? – Она подняла на меня глаза, и в области замершего сердца болезненно кольнуло. Как же их с Мальвой взгляды похожи! – Ты так и не сказала мне ничего…
– Мне никто не говорил в мое время. Было некому. Но я прекрасно представляю, что было бы, если бы тот же Сальве узнал, что я влюбилась в Повелителя джиннов. Окружающим кажется, что им видно лучше.
– Тебе видно лучше.
– Спасибо за доверие, – усмехнулась она. – Да, мне хочется много всего тебе сказать, но нет. Оно все не имеет смысла.
– Как она? – вцепился я в нее взглядом.
– Ты же знаешь, – улыбнулась она грустно.
Да, я знал.
Хотя Мальва сбежала достаточно далеко, чтобы подглядывать за ней из-за грани, в какой-то момент это вдруг не стало для меня проблемой.
Однажды я проснулся в Питере. Обнаружил себя на стылой лавочке, укрытым газетами, как бомж. А рядом сидел Яр.
– Ну ты даешь, – скептически протянул он вместе с бутылкой воды. – Я, когда тебя учуял, подумал, что у меня глюк.
– Что? – поморщился я, усаживаясь. – Это что?
– Это вода, – указал он мне на бутылку, а потом повел рукой вокруг: – А это – Питер, детка. Что ты тут делаешь? Хотя вопрос довольно глупый. Пей…
Я свесил голову, приходя в себя.
– …Ты бы с такими фокусами завязывал, – продолжал брат. – А то тут местная охрана, сам понимаешь. Пока разберутся, кто ты такой…
– А ты, смотрю, освоился? – прохрипел я и поспешил промочить горло.
Чувствовал себя дерьмово.
– Опять тут пьянь с наркоманьем развалилась, негде уже и присесть! – проворчала какая-то старуха, ковыляя мимо.
– Мы уже уходим, – подхватил меня Яр под руку.
– Куда? – все еще тупил я.
– На такси и в гостиницу. Приходить в себя. А мне на работу.
– Не надо гостиницу, – выпрямился я. – На самолет и…
– Без документов? – посмотрел он на меня снисходительно. –
