Потусторонним вход воспрещён - Екатерина Ландер
Я обернулся.
Передо мной откуда ни возьмись возник высокий худощавый блондин. На нем было нечто похожее на широкую треугольную накидку, расшитую золотым узором из звезд, открытых глаз и пылающих солнц. Накидка колыхалась при каждом движении. Солнцезащитные очки с широкими стеклами скрывали половину лица.
Одним стремительным прыжком блондин подскочил к кукле-администратору и с нажимом крутанул ключ у нее в спине. Послышался скрежет шестеренок, но ничего не произошло.
— Балда! — выдохнул парень, с досадой стукнул куклу по голове и обернулся ко мне. — Рад приветствовать вас в нашем заведении! Добро пожаловать! С каким пожеланием вы к нам зашли?
Он схватил мою руку и самозабвенно затряс. Голос его источал сладкую доброжелательность, хотя лицо оставалось неподвижно-серьезным. Такое странное несоответствие неприятно царапнуло изнутри.
— Меня тут должен ждать друг. Признаться, это его идея…
— Замечательно! — радостно всплеснул руками парень, отчего рукава цветастой хламиды подпрыгнули. Разыскивая что-то взглядом, он завертелся на месте, точно сам был заводной куклой. Потом махнул на диванчик, притаившийся под картой звездного неба с созвездиями: — Вот сюда, пожалуйста! Нужно немного подождать.
Я с сомнением взглянул на толстый низкий диван. Сядешь на такой, провалишься в мягкие объятия, и подниматься не захочется.
— А он сам не приходил? — оборачиваясь, наконец спросил я и замолчал.
Комната была пуста.
Когда улизнул блондин? И еще так бесшумно.
На всякий случай я похлопал себя по карманам, проверяя наличие телефона и кошелька. Мало ли что эти актеры еще умеют.
Где-то тикали часы. Я огляделся, но стены так пестрели плакатами, что сосредоточиться на них дольше пяти секунд не получалось. От нечего делать я пошел вдоль полок, рассматривая чудаковатые «магические» атрибуты, бывшие, несомненно, жуткой дешевкой. Полки кончились, я провел по стене рукой, касаясь стыков между листами. Неожиданно пальцы нащупали щель.
Замаскированная и совершенно слившаяся с рисунками дверца бесшумно подалась внутрь, обнажая за декорациями светлый безлюдный коридор. Мигали на потолке забранные металлической сеткой лампы дневного света. Пластиковая панель на стене отражала белесые блики. «Доска информации». В кармашках прятались белые листы и толстая книга «Правила проживания в заведении».
От резкой смены обстановки сделалось смешно и неловко.
Умно — устроить розыгрыш в общежитии. Оставалось только найти приятеля и всыпать ему за глупые шутки.
Я толкнул ближайшую дверь. Комната за ней походила на театральную мастерскую. В углу стоял стол с головастой лампой на кривой «ноге». Среди вороха ткани валялась растрепанная кукла.
На стене сверху было прибито деревянное полотно с полочками и креплениями для инструментов. Там висели и лежали странные формы, колодки и приборы для вживления шарниров, рядами тянулись мастерки и резцы по дереву. Тонкие золотистые спицы торчали из фарфорового стакана. На бархатной подушечке матово блестели под лампой стеклянные кукольные глаза на проволочных стебельках.
Остальные стены покрывали рисунки. Бесчисленные альбомные листы заполняли свободное пространство, лепились и наползали друг на друга, почти как в приемной с конторкой и заводным администратором. Страницы содержали чертежи будущих кукол: рассеченных на части, препарированных и вскрытых, с яростно заштрихованными черным карандашом лицами.
Других источников света в мастерской не обнаружилось, не было даже окон, оттого единственный яркий угол с порога приковывал взгляд. И я сам, и сотни нарисованных кукол с набросков казались мне наблюдателями, с трепетом следящими за работой мастера. Однако место за столом пустовало. Я попятился в коридор.
Следующее помещение походило на склад. На стеллажах, выстроившихся по бокам от входа, россыпью лежали пластиковые руки, ноги, туловища и безволосые головы. Иногда среди «запчастей» попадались подвешенные к балкам куклы — худые и изможденные, как высушенные мумии. И до ужаса реалистичные. Глаза навыкате излучали тоскливую безнадегу.
«Зеркало души», — вспомнил я.
Длинные проволочные ресницы бросали на щеки косые тени. Сероватая кожа шелушилась, точно сделанная из пергамента.
Прямоугольное отверстие в дальней стене загораживала фанера. «Прям как в окнах общежития», — подумал я. На ней мелом изобразили женщину с огромными миндалевидными глазами. В полупрозрачных голубоватых белках застыли золотые рыбки.
Под забитым окном стоял витой столик. За ним сидели еще две куклы: тонкий маленький мальчик и сухонькая девочка в платье невесты. И сатин платья, и впалые щеки игрушечной новобрачной отливали неживой синевой. Широко распахнутые глаза мальчика завороженно смотрели на подругу. Темно-бордовый галстук был засунут ему в рот. Нижняя челюсть неестественно широко отставала от верхней.
На столе перед ними покоился могильный венок. Пыльные, будто присыпанные землей цветы создавали атмосферу тоскливой мрачности.
Что значат все эти комнаты? Кто стащил сюда кукол, сделал мастерскую в жилом доме? И зачем?
Я на цыпочках вышел. Из следующего помещения раздавались ритмичные щелчки, стук и глухие удары. Шум издавали вращающиеся барабаны стиральных машин. За дверцами-иллюминаторами мелькало разноцветное тряпье. Гулкое дребезжание вибрацией разносилось по полу.
Машинки стояли друг на друге в три ряда, верхний упирался почти в самый потолок. Наверное, забирались туда по лестнице. Я притворил дверь и повернулся к ней спиной. Уверенность, что я нахожусь в обычном общежитии, таяла на глазах.
— Хранители — это типа люди, которые живут на границе с Потусторонним. А Институт — их особое ведомство. Понапридумывали, блин…
— Зачем они нужны?
— Для контроля. Думают, раз загнали Духов под землю, то все. А они — хоп! — и в личинку.
— Она открывается с помощью ключей?
— Типа того. Только нужно спрятать живую душу.
Из-за стены напротив раздавались голоса. Полная неразбериха.
— Ты, Темников, конечно, гений-все-дела, но я не понимаю, как можно ключом запереть то, что даже на руке не взвесить!
— Вырастешь — узнаешь.
— Куда уж расти-то?
Слова звучали неловко, механически, как если бы говорившие не знали языка, а просто повторяли заученные фразы наизусть.
Механически…
Души. Дети… Люди в метро смахивали на манекены, заводных кукол.
Я рванул навстречу с полной уверенностью, что снова увижу их. В тот момент я не понимал еще, что буду делать, но отчаянное желание застать говоривших врасплох перевесило растерянность.
Дверь открылась.
Я стоял на пороге, по всей видимости, общежитской кухни. Пол устилали квадратики выцветшего пестрого ламината. Вдоль правой стены тянулись ржавые рукомойники, слева выстроились пять или шесть плит. Возле одной замерли двое студентов — чем-то неуловимо похожие между собой рыжеволосый парень и девушка. На конфорке перед ними грелась большая кастрюля, из которой торчала поварешка.
Студенты внимательно наблюдали за ней, как будто чего-то ждали, но на скрип петель синхронно обернулись.
— Кого потерял? — спросила девушка.
Фигура ее походила на волну: дугообразная ссутуленная спина и выдающийся вперед плоский живот. Лицо пестрело крупными веснушками — даже издалека их рисунок проступал очень четко. Девушка зевнула, сделавшись похожей на выгибающуюся кошку, и облизнула губы. Глаза ее бесстыдно горели.
— Где здесь этот, в мантии? — Я изобразил одеяние торговца.
— Мастер кукол в конце коридора. Следующая дверь, — лениво махнул рукой парень и отвернулся.
Я порывисто отступил, собираясь идти, но в последний момент передумал и спросил еще:
— А Димон?
— Там же, Ваше Сиятельство, — ничуть не удивившись, проговорил студент.
Девушка сдавленно хихикнула.
— Спасибо.
Теперь я точно знал, что меня разыгрывают. Причем с самого утра.
Я прошел назад через дверь и застыл…
Коридора не было. Был узкий земляной проход с низким стесанным потолком. Пахло плесенью. Я выпрямился и уперся затылком в сырую почву. Обернулся.
Вход на кухню исчез. На его месте торчали из стены корявые корни. От них убегала вперед тусклая нить красных лампочек, похожих на те, которыми обозначают места дорожных работ. От ближайшего огонька к следующему тянулся тонкий проводок. Конец цепочки терялся в густом кофейном сумраке. Я пошел на ощупь, держась за провод, словно за нить Ариадны.
Шагов через двадцать я почувствовал, что потолок опустился ниже. Еще через десяток пришлось сгорбиться. Я двигался почти на ощупь, ловя красное свечение фонариков и неудобно выкручивая голову в попытках разглядеть хоть что-то впереди. Каждый шаг отдавался холодком, и внутренности испуганно сжимались в предчувствии того же жуткого вибрирующего воя, который сотрясал вагон метро.
Я уже понял, что иду по какому-то подземному тоннелю, проеденному под городом огромным ртом. Засечки на стенах походили на отпечатки зубов. Мне не хотелось думать, кем могло быть существо, проложившее его.
Нить огоньков внезапно оборвалась. Я с удивлением заметил, что стою возле
