Потусторонним вход воспрещён - Екатерина Ландер

ПРЕДИСЛОВИЕ-

НАПУТСТВИЕ

Приветствуем, дорогой читатель!

Если вы держите в руках эту книгу, значит, таинственный Город избрал вас слушателем своих сказок.

Клубочек историй свился крепко. Подсказки расставлены на нужных местах. Сумрак подкрался к улицам.

Но должны предупредить: эта история — одно большое искажение, и выдуманного в ней ровно столько же, сколько правды. Помните об этом, если персонажи или заведения, которые они посещают, внезапно покажутся вам смутно знакомыми. Иначе попадете в ловушку Перепутья, где переплетаются сны и явь.

Пусть ваше путешествие на Изнанку города будет благоприятным.

И не забывайте главное правило: куда бы вы ни отправились, Потусторонним вход воспрещен!

Люблю этот город, но он молчит по ночам

Безоружен, убит, своих похорон безучастный свидетель

Равнодушный к своим палачам

Похоже, кто-то решил, что мы наивны, как дети…

Вельвет «Продавец кукол»

ПРОЛОГ Ключ без двери

Omnia fert aetas. [1]

Приветственная надпись над главным

входом в центр НИИ ГИИС «Грифоний дом»

Гавань. Институт гипотетической истории.

Отдел оперативного реагирования.

Ярослав и Павел Давыдовы

Недаром местные по-особому прозвали дворы — здесь невольно представляешь себя на дне старого большого колодца. Из такого, говорят, даже днем можно разглядеть звезды: настолько он глубокий.

В нелепые выдумки Ярослав не верил, но, шаркнув ногой, остановился, запрокинул голову. Небо над городом темнело фиолетовым покрывалом и звезд не показывало. Только струились в вышине сизые волокнистые тучи.

Ярик поежился. Стоял март, славящийся погодными причудами. Который день ветер приносил с залива промозглую хмарь, и ничто не мешало ей селиться среди людей. Тем более здесь было где порезвиться…

Двор оказался просторным: с собственной парковкой и даже пародией на садик. Полдюжины подъездных козырьков выпирали вдоль стены. Сквозные арки обозначали выходы. Одна вела к Гавани, другая — к следующему двору-колодцу, вглубь острова.

В тени палисадника сгустилась тьма. Сперва Ярослав подозрительно вглядывался в нее, потом плюнул. Неделю назад, с легкой подачи брата, коллеги в Институте окрестили его параноиком.

«Потусторонние в городе занимаются мелкими безопасными делами: держат бары или магазинчики с этническими сувенирами для туристов, чаруют, но в пределах допустимого. Со всего Института работа только у научного отдела. Припомни последний вызов. Ты расслабься, Ярь. Так ведь и нервное расстройство получить недолго».

У лаборантки Лиды Роговой, конечно, были на все свои суждения. А на то, что касается домыслов и суеверий, девушка вообще смотрела сквозь пальцы. Или не смотрела вовсе… Пожалуй, такой беспечности стоило бы поучиться.

Ярик крепко зажмурился и распахнул глаза, аж зарябили в воздухе зеленые мушки. Лида ошибалась — вызовы случались. По мелочи. Казалось, радуйся, что ничего серьезного, но с каждым днем тревога нарастала.

Теперь волнение и нехорошая, будто бы косматая, тьма в углу двора, которая ничем потусторонним себя не выдавала, заставляли Ярослава нервно нарезать круги под спящими окнами «старого фонда».

Не вовремя вспомнились ориентировки. Броские поисковые листовки с детскими фотографиями смотрели на прохожих с каждого столба. Четверо. Два мальчика и две девочки, исчезнувшие друг за другом больше недели назад. Волонтеры искали — не нашли. Местные организовывались в отряды и прочесывали районы, заглядывали под каждый куст, опрашивали сотрудников магазинов и кафе, таксистов — всех. Полиция проверяла версию об убийстве.

Институт доложил в Городское управление о всех зафиксированных энергетических выбросах за последний месяц. Тишина. Пусто.

Когда заканчиваются рациональные версии, люди ищут причины случившегося в мистике. Но здесь чисто оказалось по всем фронтам. И никого, кроме Ярослава Давыдова, это не настораживало. Даже Пашку…

Ярослав поглядел на меловой рисунок, украшавший пятачок асфальта между подъездной дверью и палисадником. Кто-то невесть зачем изобразил под ногами схематичный рисунок ключа.

В сумерках свежие линии приковывали взгляд слепящей костяной белизной. А сразу под ними, почти возле самых ног Ярика, блестела зеркальная лужа. Единственная на весь двор.

Спустя, наверное, целую вечность ожидания над головой зашелестело. Послышалось хлопанье крыльев. Сперва едва различимое, но теперь становилось ясно, что оно приближается, делается отчетливей и громче. На крыше загромыхало, просели металлические листы кровли. Звонко отозвалась задетая антенна.

Большая тень не то зверя, не то огромной птицы мелькнула на краю карниза, нырнула во двор и остановилась, по-лошадиному всхрапывая. От спины существа отделилась человеческая фигурка, ловко спрыгнула на асфальт и заспешила к Ярославу.

Конечно, это был Пашка — непутевый, но почему-то любимый всеми брат Ярика, беззаботная душа компании. Все у них было противоположно: начиная от цвета волос, заканчивая характером и отношением к работе. Странно, что в Институте им оставались довольны. Несмотря на явное легкомыслие.

Пашка будто прочел мысли.

— Вот так и рождаются городские легенды. — Он весело усмехнулся, обернулся на странный гибрид льва с орлом.

Рыжий грифон переступил, расправил жесткие крылья и гортанно заклокотал, посылая клич в небо. Ярослав задрал рукав и демонстративно посмотрел на часы. Время уже так неприлично перевалило за полночь, что скрывать недовольство становилось все труднее.

— Вечно ты опаздываешь…

— Пробки, — пожал брат плечами. Шутка Ярослава не впечатлила, но беспокоиться из-за этого Пашка не стал. Примирительно добавил: — Не злись. Щас по-быстрому разберемся, что там у Гавани, — и домой.

— А слухи множить обязательно? — Ярик недовольно хмыкнул.

— А вот это уже вынужденная мера. Мне не оставили выбора!

Пашка осекся, потому что Ярослав внезапно напрягся, взмахнул рукой, призывая замолчать:

— Ты слышал?

Он смотрел за спину брата — туда, где расплескалась под стенами здания подозрительная темнота. Заметив перемены в лице Ярика, Пашка обернулся:

— Нет.

— Только что… Не нравится мне это.

Пронзительную дворовую тишину нарушил всхлип, точно совсем рядом плакал забытый ребенок.

Пашка дернулся. Ярослав схватил его за рукав:

— Не ходи!

— А вдруг это один из тех пропавших?!

— Откуда взяться здесь ребенку? Ночью?!

Но Пашка уже оттолкнул его руку и широкими шагами двинулся к арке.

— Стой!

Сдерживать упрямца бесполезно — Ярик знал это по собственному опыту и подорвался следом. Тусклый свет из подворотни едва вырисовывал в темноте детский силуэт. Издалека его можно было принять за хитрое сплетение теней. Ярослав и принял. Только странно, почему ни шороха раньше, ни вздоха? Он ведь бродил под окнами битый час… и не услышал ни звука.

Пашка тихонько приблизился, отводя в сторону широкую ветвь колючего декоративного кустарника, который после неудачного озеленения стал навязчивой деталью городского ландшафта. Попробуй в темноте срезать путь дворами, когда гонишься за нарушителем. Одно успокаивало: Потусторонних колючки обдирали точно так же, как сотрудников Института, в этом плане у них преимуществ не водилось.

Ярослав заглянул под куст. На земле, крепко обхватив колени, сидела девочка лет семи. Пашка подсветил телефоном, шепнул через плечо Ярику: «Звони в скорую».

— Маленькая, ты откуда здесь?

Слащавость, важная в разговоре с детьми, Пашке давалась легче, и Ярослав спокойно выдохнул. Все-таки в чем-то способности брата были неоценимы.

Он отвернулся, вытаскивая из кармана телефон, чтобы вызвать службы, но краем глаза поймал какую-то странность. Внутри щелкнуло, напряглось в предчувствии неизвестной опасности. Инстинкты не врут. А инстинкт самосохранения — механизм поточнее знаменитых швейцарских часов.

Девочка оторвала лицо от запачканных белых колготок и внимательно посмотрела на молодых людей. Глаза у нее — сухие, серьезные, острые — походили на лакированные пуговицы. Слепые, неподвижные. Кукольные глаза.

Тонкий дождевичок топорщился над плечами, но…

Ярослав отпрянул. То, что издалека походило на ткань, шевельнулось, вытянулось темным рукавом, выкинуло себя вперед, как выбрасывает тело змея. Пашка дернулся. Реакция у него оказалась приличной, но все же недостаточной. Он не вскрикнул, только внезапно обмяк, осел на землю — не то без сознания, не то…

Мелькнуло в голове из давно забытых