Барышня ищет разгадки - Салма Кальк
— Достаточно, — командует Болотников, и это значит — можно выдыхать. Кто-то молится, кто-то молча опускается на землю, кто-то причитает о сгоревшем в сарае товаре.
Иван Алексеевич опустил руки — ох, непростая это работа, тушить пожар некроманту. Но что ж делать, если нужно, так ведь?
А теперь — Оля. Он ещё раз попробовал потянуться… и это оказалось неожиданно легко. Не слушал, что там говорил Болотников, отмахнулся от подошедшего Родионова, дотянулся, шагнул… куда-то.
23. Те, кто снаружи
23. Те, кто снаружи
Я не из тех, кто верит первому же слову, и если мне сказали — не найдут, то это же всего лишь слова, так? К тому же, я уже успела убедиться, что сибирские обыватели не так и много знают о магах и их возможностях. Даже в Москве знают мало, а здесь — и подавно. Поэтому… найдут, иначе просто быть не может, правда ведь?
— Не смейте сомневаться, Ариадна Яковлевна, нас непременно найдут. Я не знаю, что там у вас дома, но у меня жених, отец жениха, мой собственный отец и квартирные хозяйки. Если Надежда переполошится, то половину города на ноги поднимет.
— И как же они станут вас искать? Если Наташка-коровища схоронится у себя да ни слова о нас не скажет — никто и не догадается, — хлюпнула носом Вострова. — Наверное, нужно искать выход наружу, он должен быть.
— И долго ль его искать? У нас только с этой площадки три выхода, и за каждым проход куда-то, мы не знаем, куда именно, — пожала плечами я.
Я не люблю лабиринты, я никогда не играла в игры, где нужно было ходить по лабиринтам и искать сокровища, деньги, оружие и что там ещё бывает. Никакого удовольствия. Вроде бы, есть какие-то правила обхода лабиринтов, да? Ну так я их тоже не знаю, или не помню. И клубка ниток у меня с собой почему-то нет, кто б знал, что понадобятся.
— Я слышала, что выход должен быть в подземелье Входо-Иерусалимской церкви, — неуверенно сообщила Вострова.
— Не ближний свет, Ариадна Яковлевна, — покачала я головой. — И если мы уйдём отсюда, то искать нас придётся долго и трудно. А здесь прямой ход к людям, просто высоко.
Я, конечно, сильна и здорова, и подпрыгнуть могу. Но не на три метра, а здесь как-то так.
Нет, нужно оставаться тут. Меня отыщут, непременно отыщут, правда ведь? Там, снаружи, Иван Алексеевич, он забеспокоится, когда я не вернусь домой. Он в последние дни приходил на ужин к Лукерье, говорил — это потому, что там жизнь и люди. Тем более, что Алёшка тоже там крутился, пока Миша в отъезде. Мы собирались на Лукерьиной кухне и говорили о всяком и разном — с Иваном Алексеевичем, с хозяйками, с Алёшкой, с заглянувшим на огонёк Варфоломеем — он не бросил своей привычки заглядывать к нам и беседовать с Лукерьей. Та смотрела помягче, но — не слишком. А он как-то раз тихонько сказал — мол, капля камень точит. То есть — не теряет надежды, вот и хорошо.
Эти мысли как-то не позволяли мне отчаяться. Ариадна же Яковлевна рыдала, стонала, уходила в темноту какого-нибудь коридора, но вскоре возвращалась — потому что там темно, а у меня здесь какое-никакое освещение. И остатки стула. Я смеха ради попробовала собрать их обратно в стул, и у меня вышло, но только частично, и я ощутила себя такой уставшей, будто допросила четверых. Эх, мало у меня практики в бытовых магических воздействиях, нужно больше.
Потом я поддалась убеждению Ариадны и немного разведала три отходящих от площадки коридора — оставляя освещение на площадке и всё время прислушиваясь. Потому что если вдруг кто — нас должны увидеть и найти.
Почему я была так твёрдо уверена, что меня будут искать и найдут?
Не знаю, честно — не знаю. Дома сразу бы поняла, что всё, конец пришёл, или же нужно самой трепыхаться и искать выход. Может, и нашла бы, а может — и нет. Здесь же я верила в могущество тех, кто снаружи. И убеждала себя — ещё недостаточно времени прошло, ещё никто не понял, что я потерялась, ещё не сообразили, куда пойти и кого спросить.
— Да не найдёт нас никто, — Вострова, по обыкновению, ныла. — Кому мы нужны? Ваш Соколовский, сами сказали, в отъезде. Ваш отец вас не так долго знает, чтобы всё бросить и искать, да он не поймёт даже, что вы потерялись.
— Увидим, — бодро говорила я.
Но время шло, а нас никто не находил. Вообще, Оля, если ты забыла — Миша со своим отцом ой как далеко, а Иван Алексеевич не слишком хорошо ориентируется в здешних реалиях, он в Сибирске недавно. Болотникову доложат, наверное, но только завтра, да? Когда я не приду на службу? Или вечером? Хотелось бы, чтобы вечером.
Но какой-то частью сознания я понимала — вообще нет ничего особенного в том, что я не пришла домой ко времени, со мной случается. И в том, что я не пришла утром на службу — тоже случается, а предупредить сразу удавалось не всегда. Были дела служебные, дела магического управления, дела мои личные… так что могут и до завтра не хватиться.
Миша бы хватился, он и хватится — я же не свяжусь с ним вечером, у нас в обычае поговорить перед сном. Мы утром и распрощались-то — до вечера. А я не свяжусь, он забеспокоится… но он далеко.
Близко Иван Алексеевич. Догадается ли?
А потом откуда-то сверху к нам начал просачиваться дым. Такой, знаете, как от костра бывает. Он пах дровами — отличными сухими дровами. Это где-то рядом топят? Или… это пожар?
Дым шёл из коридора, одного из трёх имевшихся у нас. Где-то там, на поверхности, пожар? Или нас пытаются выкурить с этой площадки?
Ариадна снова принялась рыдать, что мы здесь умрём и нас никто никогда не найдёт, что нужно бежать и спасаться, и даже уже не очень-то важно, куда именно бежать и спасаться. А вдруг до выхода совсем недалеко?
Она убедила меня, точнее — мне самой очень хотелось убежать, да подальше. Взяла меня за
