Барышня ищет разгадки - Салма Кальк
— А что вы знаете о той пропаже? — живо заинтересовался Куницын.
— Только слухи о самом факте, не более, — покачал головой Болотников. — И смог связать концы только сейчас, когда увидел рядом вас и госпожу Филиппову.
— Всё верно, Ольга Дмитриевна — моя дочь. Она выросла… весьма далеко отсюда, и от меня — тоже, но теперь является несомненной наследницей всего, чем я владею, — сообщил Иван Алексеевич.
— И перспективной невестой, — подмигнул мне Болотников.
— Но тут извините, молодёжь уже договорилась, даже и без нас, — пожал плечами Севостьян Михайлович.
Наверное, ещё бы болтали обо мне, но появились Миша и Пантелеев, и они держали высокого худого белобрысого парня, тот смотрел перед собой мрачно и обречённо. Увидел толпу магов, глаза аж расширились.
— Вот, извольте, Савелий Серов, некромант. А два брата его — простецы, Ерёма и Лука, — сообщил Пантелеев. — Те самые, что в телеге сидели, а сейчас — в околоточной тюрьме сидят.
Парень таращился на всех нас — очевидно, не ожидал увидеть в одном помещении целых четырёх некромантов.
— И откуда же к нам такое сокровище? — усмехнулся Болотников. — Тут только что говорили о недостатке некромантов на просторах нашей губернии, и глянь — некромант тут как тут. Как от переписи скрылся? — спросил у парня.
Парень молчал, смотрел то на старшего Соколовского, то на нас с Иваном Алексеевичем.
— Ты, любезный, если будешь молчать, то только ещё больше наскребёшь на свой хребет, — сказал ему Соколовский. — Сколько на нём жертв?
— Пятеро в Александровском, и на тракте ещё, и… — начал было Пантелеев, но парень по имени Савелий дёрнулся и взвыл.
— Неправда это! Это всё Ерёма, я не при чём! Я только пугать, мне дед убивцем быть строго-настрого запретил! А Ерёма не верил, что можно узнать, как убили-то, и не скрыть, если мёртвого-то нашли! Дед сказал ему, и повторял не раз, но он сам не может, и другим не верит! А Лука его слушает, не меня, я меньшой, мне, говорят, ещё до воли и до своей жизни семь вёрст, да всё лесом!
— Давай-ка сначала. Семён Игнатьич, сядь, не мельтеши головой своей побитой. Смертушка, сядь тоже, ведь еле на ногах стоишь, и туда же. А голубчик наш если снова попробует утечь… — Болотников грозно глянул на задержанного некроманта.
— Не попробует, — усмехнулся Иван Алексеевич и легко сотворил руками какую-то штуку, которая мягко легла на плечи парню, тот только глаза выпучил, ничего больше не смог.
— Он говорить-то будет? — поднял бровь Севостьян Михайлович.
— Куда денется, — ответил Куницын. — Язык ему узлом никто не завязывал, пускай даже не прикидывается. Говори, парень, там и поглядим, что с тобой делать.
— Звать как? — спросил Болотников.
— Савелий, сын Григорьев, из Серовых, — ответил парень.
— А я — статский советник Болотников, глава здешней магической управы. И желаю знать, чего ради ты у меня то на одном тракте озоровал, то на другом, а потом ещё и погост поднял.
— Братья озоровали, не я, — продолжал отпираться Савелий Серов.
— Погост, очевидно, тоже братья подняли, предварительно сняв с твоей шеи амулет, — подхватил Миша. — И это последнее я своими глазами видел.
— Ну я думал — пускай выйдут, дадут нам сбежать, а потом я их того, назад. Братья ж против толпы колдунов никто, даже если с дедовыми артефактами! Я им сказал, что в крепости колдун завёлся, и неча на него нарываться, но я ж меньшой и не знаю ничего. А они дурные, но братья же, родная же кровь, куда я без них! Я ж не знал, что меня скрутят и назад не пустят! Ты ж и скрутил!
— Что ж мне оставалось делать? На меня прёт нежить, у меня тут рядом люди, и если бы не своевременная подмога — там бы все и остались. Потому говори всё, как есть. Кто таков, откуда, кто тебя учил и чему, и почему так плохо выучил.
— Чего плохо-то? Хорошо! В тайге жить в сам-раз!
— Вот сидел бы ты в тайге, носа не высовывал наружу, пакостей не творил, так мог бы до скончания века там жить и ни с кем из нас не встретиться. А теперь уже — извиняй, обратной дороги нет, назад вернуться не выйдет, — качал головой Болотников. — Рассказывай всё, от начала до самого вот этого момента.
Некромант Савелий снова вздохнул.
— Откуда родом? — строго спросил Пантелеев.
— Верхоленские мы, — пожал плечами Савелий. — От села по тайге день пути с додатком.
Куницын переглянулся с Соколовским-старшим, Болотников понимающе усмехнулся, Миша тоже. Я не была в тех краях ни дома, ни здесь, но как я понимаю, глушь изрядная. И захочешь — не найдёшь, если местные не помогут, какая там перепись!
— И чем живут в таких местах? — поинтересовался Болотников.
— Что тайга даст, тем и живут, — ответил Савелий. — Охота, рыбалка, грибы, ягоды. Дед колдун, бабка тоже чутка умела, но дед — убить, и ему дела не было, косолапый это, солдат с ружьём или кто дохлый поднялся по весне, всем доставалось. А бабка наоборот — над раной пошептать, чтоб кровушку унять, отогреть, если зима и замёрз до синевы, пошептать на ветер, солнце и дождь. Сын у них выжил один, батька наш, остальных господь младенцами прибрал, и батька-то никаким колдуном и не был. Ничего не мог — ни про живых, ни про мёртвых, ни как дед, ни как бабка. И мамка такая же была, батька её из села привёз. Ерёма родился обычный, Лука обычный, а я вот такой, и мамка, сказывали, долго мной разродиться не могла, хоть ей бабка и помогала, а как смогла, то на меня разок всего взглянула, да и отошла. Батька после того тоже недолго протянул, жизнь ему без неё была не мила, ушёл на охоту и не вернулся, то есть вернул его дед, неживого уже, подле мамки на пригорке и закопали. А мне дед крест нательный заговорил, сказал — не снимать никогда, потому как беда случится. Вот она и случилась, надо было деда слушать.
— А что с дедом сталось? — спросил Иван
