Ярче, чем Жар-птица - Диана Анатольевна Будко
Сцена, разворачивающаяся перед глазами Ирис, с одной стороны, производила на нее впечатление странной ссоры между тремя очень глупыми людьми или театр марионеток, а с другой – ее примитивность и лубочность не оставляли сомнений, что из памяти принца Туллия некоторые детали действительно стерлись. Сам правитель стоял, выпрямившись, крепко сжимая челюсти, и глубоко вдыхал каждый глоток воздуха. На его шее выступили красные пятна, расплывающиеся до самых ушей.
Между тем девушка все же сумела одолеть Экина. Она ударила руками по воздуху и что-то выкрикнула. Молодой человек потерял равновесие и, перекувыркнувшись, повис в воздухе.
По-прежнему недоумевающий Туллий попытался дотянуться до своей невесты и как-то ее утешить, но она… Дальше все заволокло туманом, сквозь который с трудом удалось разглядеть, как вдруг постаревшая лет на двадцать, она выкрикивает в сторону принца какое-то заклятие, а вслед за ним выпускает маленький квадратик, сплошь утыканный иголками, мчащийся прямо на Туллия. В то же время парящий Экин каким-то образом извернулся и со всей силы саданул ее по голове. Она отвлеклась лишь на миг, но этого хватило, чтобы она допустила ошибку в тщательно подготовленном речитативе. От нее пошли огромные змееобразные молнии, разорвавшие замерший квадратик на части. Все это обратилось огромной шаровой молнией, которая полетела на парализованного Туллия. Экин вырвался из воздушного плена и прыгнул ей навстречу. Молния ударила в него, отскочила в колдунью, а потом разбилась о лежащую на полу чайную розу. Шар завертелся с невиданной скоростью, а потом вернулся обратно. Туллий испуганно прикрыл глаза руками, когда их поглотил огонь и замуровал внутрь стены. Удушающий дым заволок собой весь тронный зал, но юноша сделал попытку пробраться сквозь него к стене, видимо, все же желая освободить своего друга. Упав на колени, он не смог сдвинуться, и тогда, улегшись на живот, начал ползти. Преодолев пару сантиметров, он замер и лишился чувств.
Ирис со страхом повернулась в сторону, казалось бы, по-прежнему невозмутимого принца Туллия. По его щеке катилась слеза. Он кусал губы и что-то напевал себе под нос.
– Ваша светлость, – все же она решила его потревожить. – Видите, вы ни в чем не виноваты. Это же была колдунья Айрин. Против нее мог бы выстоять только настоящий кудесник. Это заклинание… – осторожно начала Ирис.
– Не дурак. Все и так вижу. Этим заклинанием она все разворошила. Все! – огрызнулся принц Туллий.
– Значит, все можно исправить. Давайте только вернемся поскорее, – многозначительно протараторила Ирис, опять оттягивая тугой пояс. Ее не на шутку напугало усеченное воспоминание правителя и то, что они попросту повисли в пустоте. – В настоящем вы все обдумаете.
– Я все решил! – взволнованно и, пожалуй, с излишней горячностью воскликнул он. – Я все решил!
Принц Туллий побежал вперед по тронному залу, по берегу, через дом кудесника Гульри, поскользнувшись в спальне родителей, он выпрямился уже в своих покоях, из которых перепрыгнул на Тангле. Все пространство огласили миллионы голосов, а мимо промелькнули потоки смутных теней. Ирис, которую он просто волочил за собой, никак не могла до него докричаться. Они запутались в датах и событиях, и вот уже пятилетний Туллий отдает приказы лорду Тауки. Воспоминания шли внахлест друг на друга, сливаясь в одно целое и выдавая неожиданные подвохи: только и успевай уворачиваться от вырастающих прямо под тобой любимых игрушек, иллюстраций и прочей чепухи.
– Ваша светлость, пожалуйста, представьте, что мы выныриваем из этой треклятой чаши! – Ирис почти охрипла, да вдобавок к животу, из-за постоянных попыток «пришпорить» принца Туллия, у нее еще разболелись кисти.
Однако ее просьба и на этот раз осталась без внимания. Мужчина попросту заплутал в самом себе и вовсе не жаждал вернуться, чтобы все изменить, как утверждал ранее. Все здесь было ему знакомо, и он не желал расставаться с теми воспоминаниями, что были приятны, которыми он пытался «забить» все тревоги.
Когда Ирис это поняла, она ощутила чувство, схожее с паникой. Все ее тело сжалось в один комок, а потом онемело, словно от холода. Она перестала чувствовать члены, язык и даже безумные миражи принца стали казаться ее личной выдумкой. Чужой мир завораживал и напоминал о скуке собственного, но и оставаться в нем было бы безумием.
Волшебница с трудом заставила себя успокоиться и быстро придумать пару десятков способов выбраться – один нелепее другого – какой-нибудь все же сработает, но каждый из них и в мыслях оказался провальным.
«Тогда я сама представлю, как мы выбираемся из этой чаши, – подумала она, – только надо представить… надо поступить так же, как и в полете: обрисовать будущее».
Девушка зажмурилась, чтобы ничто не отвлекало, но почему-то ни одна из прекрасных картинок не срабатывала, неважно, представляла она увеличение продаж имбирной настойки, почетное звание придворной волшебницы или же примирение с Тростник. Ни одна из них не была настолько желанной, чтобы заставить ради нее перевернуть весь мир. Почти отчаявшись, Ирис вспомнила: как ни крути, но ее возвращения точно ждет один человек, пусть тоже перепуганный насмерть, пусть считающий ее ведьмой, проклинающий все и вся за навязанную роль помощника, но все же настоящий сообщник.
И когда она представила себе, как он сейчас застыл возле чаши, вовсе не зная, когда ему следует звать на помощь, растерянный, но желающий исправить большую, на его взгляд, несправедливость… Настороженный и все же верящий в ее способности – иначе доверился ли бы он ей настолько, чтобы прийти именно к ней? Почему-то находящийся в одном измерении с ее чарами – и как он с ума не сошел, когда она создавала то дерево?.. В тот момент Ирис, будто поддавшись потоку волн, вновь потеряла контроль над своим телом. Теперь вовсе и не было страшно. Ее ждали не темные закоулки, а ошеломительные потоки света. Ее не связывало плотное полотно, ее вела, как верный ориентир, длинная нить, идущая откуда-то из груди. А потом она на миг потеряла сознание и, только приходя в себя, услышала резкий треск ткани и почувствовала, как волна бросает ее со всей силой на берег.
Ирис вылетела из чаши и приземлилась прямо в руки Эмеральда. Молодой человек самоотверженно удержался на ногах и издал вздох облегчения. Он хотел ей что-то сказать, но волшебница, с трудом оторвавшись от него, бегло оглядела зал. Несмотря на то, что все остались живы, на перекосившихся лицах каждого из присутствующих явственно читалось, что только благодаря вышколенному самообладанию они сдерживают боль и тошноту. За пределами замка слышался непривычный шум, который каким-то