Из глубин - Вера Викторовна Камша
– Но это так, – в голубых глазах не было ни тени смеха. – Первый маршал Талига не проиграл ни единой военной кампании и ни разу не принял решения, впоследствии себя не оправдавшего. То, что он делает, всегда разумно, достаточно вспомнить летнюю кампанию 387 года.
– Ты имеешь в виду убийство Карлиона? – на всякий случай уточнил Жермон.
– Разумеется, – подтвердил бергер. – Положение требовало немедленного вмешательства, генерал Карлион этому препятствовал, его следовало устранить. Передай мне соль, пожалуйста…
2
– Прошу доложить его величеству, – скучным голосом произнес Робер, – что прибыл герцог Эпинэ.
– Его величество занят, у его величества ее высочество, – обрадовал черный гимнет. Кажется, он был из полка Рокслеев, а может, и нет. «Нет, гимнет, сонет…» И почему он не пишет стихов?
– В таком случае доложите его величеству, что его высокопреосвященство Левий, приняв исповедь у Августа Штанцлера и Фердинанда Оллара, проследовал в свою резиденцию. Герцог Алва, будучи убежденным олларианцем, от исповеди отказался. Его высокопреосвященство просил передать, что готов принять его величество вечером.
Вообще-то Левий называл сюзерена высочеством, и Роберу было отнюдь не очевидно, что агарисец, полюбовавшись на Багерлее, захочет видеть Альдо Ракана королем. Новый кардинал не был святым, как злосчастный Оноре, но еще меньше он был комнатной собачонкой. Клирик носил эмалевого голубя, но зубы у него были львиными[37].
– Мое почтение, Эпинэ, – Дэвид Рокслей в кирасе со Зверем сошел бы за участника мистерии, если б не злость в покрасневших глазах. – Я хотел бы с вами поговорить о цивильном коменданте.
– Вряд ли вы скажете мне что-то новое, – и то, чего я не говорил Альдо, – зато я могу вас порадовать. Его высокопреосвященство отказался благословить Айнсмеллера.
– Я уже слышал, – капитан гимнетов невесело улыбнулся. – Если так пойдет и дальше, я стану эсператистом. А что Вешатель?
– Был неприятно удивлен. Надеюсь, это только начало, кардинал кажется человеком настойчивым.
– Создатель ему в помощь, – с чувством пожелал Дэвид, поправляя нагрудник. – Если б он нас еще и от этого чудища избавил. А что? Тварь-то по всем статьям богомерзкая, неужели святой отец ее терпеть станет?
Стук алебард об пол возвестил о том, что сюзерен прервал беседу с Матильдой. Рокслей молодцевато вытянулся, верноподданно сверкнула обруганная кираса. Эпинэ за какими-то кошками пригладил волосы и поправил шпагу.
– Маршал, – лицо Альдо горело, – идем в Малый кабинет, ты мне нужен. Капитан, я никого не принимаю. Никого! И проводите… Пусть Мэнселл проводит ее высочество в ее апартаменты.
Его величество от души грохнул дверью, размашисто повернул ключ, пронесся к окну и рванул занавеси, однако не рассчитал сил. Два кольца разлетелись, и белая парча провисла. Это помогло – сюзерен с недоумением воззрился на дело рук своих, но потом рассмеялся.
– Садись! Ну и разозлился же я.
– Я тоже, – пошел в атаку Иноходец. – Если ты не повесишь Морена, это сделаю я.
– А что он натворил? – Альдо плюхнулся в кресло и вытянул ноги. – Ничего нет хуже встречи с родичами, раньше я этого не понимал.
– Это ты о Матильде? – не поверил собственным ушам Иноходец.
– О Матильде, только давай о ней потом, я еще кусаюсь. Так что там с Мореном?
– Что ты ему приказал?
– Ничего, – Альдо с удивлением воззрился на Робера, – ничего такого…
– Ничего? – подался вперед Эпинэ. – Точно помнишь?
– Признаться, меня твой Алва вывел из себя, – сюзерен нахмурился. – Поднимать руку на человека без оружия я не обучен, и он этим воспользовался. Это не Ворон, а гадюка какая-то! Да уж, удружил ты мне с ним… Убить – нельзя, терпеть невозможно. Короче, пришел я в себя только на лошади.
– А Морен?
– Да не знаю я! Может, я что-то в сердцах и брякнул… У меня руки чесались эту гадину ухмыляющуюся на месте прикончить. Я пытался с ним говорить по-хорошему, четыре раза пытался, только легче с аспидом поладить, чем с этим… А что Морен натворил?
– Запер Алву в какой-то жаровне над поварней. Без окон. Я за час там едва не сдох, а он восемь дней просидел. Тьма кромешная, воды – кубок в сутки, зато соленой – пять кувшинов, куда ни глянешь – кувшин. Алатский!
– И что? – сощурился Альдо. – Помогло?
– То есть? – осекся Робер. – Что ты имеешь в виду?
– Твой друг стал повежливей?
– Рокэ Алва мне не друг, – Робер услышал свой голос и понял, что рычит, – и никогда не был, но он – человек. И мы – люди. Или уже нет?
– Да успокойся ты, – посоветовал Альдо, – я ничего этого не знал. Что Морен говорит?
– На тебя ссылается. Дескать, ты ему велел объяснить герцогу Алве, что его время кончилось.
– Дурак, – припечатал его величество, – услужливый дурак, хоть и с выдумкой. А если б я велел повесить эту скотину вверх ногами или утопить?! Говорю же, зол был! И ты б на моем месте разозлился. А что соизволил сказать наш герцог кардиналу?
– Он не был расположен к разговорам.
– Вот как? – в голосе Альдо послышалось разочарование. – Выходит, жарка по-мореновски принесла плоды?
– Не думаю. – Перед глазами который раз встали темные губы, заострившееся лицо, красные пятна на скулах… Издали – молодость, вблизи – ужас. – Просто Левий был с ним вежлив.
– Лучше б он был вежлив со мной, – огрызнулся Альдо. – А я-то радовался, что кардинал из Милосердных…
– Левий начинал в ордене Славы, – с нехорошей радостью сообщил Робер, – у Адриана. Расспроси-ка ты про его высокопреосвященство Матильду.
– Одно к одному, – сюзерен досадливо сморщился. – Ей все кажется, что я на деревянных лошадках скачу. Гальтарские боги, Матильда не желает видеть, что я вырос, потому что моя зрелость для нее – старость! Я – король Талигойи, она всего-навсего – алатка, поймавшая Ракана. Робер, она так и осталась алаткой. И останется. В Сакаци Матильда на месте, но там нет места для меня… Для нас с тобой!
А есть оно, это место, где герцогу Эпинэ не захочется выть? Разве что в Закате…
– Ты несправедлив к Матильде, – Иноходец старался говорить небрежно и спокойно. – И потом, ты же сам ее вызвал.
– Именно что сам, а теперь думаю, не зря ли. Помощи не дождешься, а вот в мои дела она лезть будет. Уже лезет. Мало того, моя дражайшая бабушка приволокла с собой любовника.
– Ну, это ее дело.
– Не ее! – Альдо и вправду был зол, пожалуй, злее Иноходец его еще не видел. – Принцесса из дома Раканов не может путаться с доезжачим!
– Ну так дай ему титул, – пошутил Робер, – и дело с концом.
– Дворянскими титулами не разбрасываются, – лицо сюзерена словно окаменело. – Ординаров я плодить не намерен, а эорием можно лишь родиться. Не купить, не заслужить, не добыть в чужой постели, а родиться. На этом Раканы держались тысячелетия.
