По серебряному следу. Дворец из стекла - Корнелия Функе
Как же любовь может сделать человека таким уродом?!
И таким глупцом…
Он не сомневался: уж он-то убедит Росио, что ни в чем не виноват и что просто принес ей плохую новость. Но она слишком хорошо его знала. Даже в старости Рикардо все еще помнил взгляд, с которым Росио Барас выслушала его историю. Любовь в ее глазах разлетелась вдребезги, как стекло, которое, ругаясь, сметал в кучу хозяин кафе «Колон».
Он бросился за ней, когда она молча развернулась и стала спускаться по узкой лестнице, где у подножия высунула голову из двери любопытная хозяйка.
Росио не оборачивалась, сколько бы он ни звал ее, пока не дошла до парка, где они раньше гуляли вместе.
Уже стемнело, но она шла дальше. Все дальше и дальше, пока не скрылись за деревьями освещенные газовыми фонарями улицы. Она шла все быстрее и быстрее, словно так могла бы покинуть его мир.
Наконец она обернулась и раскинула руки.
Жаворонок, в которого она превратилась, был почти такого же цвета, как ее каштановые волосы. До самой смерти звучал у Рикардо в ушах шелест его крыльев.
В Мадриде, в парке Ретиро, стоит дворец из стекла.
Его построил знаменитый архитектор Рикардо Веласкес Боско.
Говорят, он часами стоял там и наблюдал за птицами, случайно залетающими в пространство между стенами из стекла и железа.
Но жаворонок, для которого он построил этот дворец, так никогда и не вернулся. Хотя стеклодувы утверждали, что в горячую стеклянную массу, до того как она застывала, Рикардо Веласкес Боско добавлял свои слезы.
Глаза помнят
Критики любили писать, что вдыхать жизнь в каменные тела он научился у Микеланджело.
Роден с ними не спорил. Они много чего писали и ничего не понимали. А когда было иначе?! Он презирал отточенные формулировки их суждений, вырубленных в граните их невежества. Как и они презирали Родена за то, что он всего лишь сын служащего полиции и портнихи.
А научился он этому вот как. Их увидели его глаза. Людей из камня. В одном лесу в Бельгии, недалеко от Шарлеруа, в области под названием Черная земля, где копоть оседала даже на деревьях.
Может, то же самое произошло когда-то и с Микеланджело.
Лошадь, которую Роден позаимствовал у друга, сошла с дороги, учуяв воду ручья. Как же он проклинал себя за то, что взял эту упрямую клячу, а не сел в дилижанс! Но в те дни он, Огюст, сын портнихи, с лицом и руками фабричного рабочего, был настолько беден, что едва ли мог позволить себе поездку в дилижансе, не говоря уже о билете на поезд.
У мужчины кожа была бледной, как мрамор, из которого позже Роден вырубит бесчисленное множество тел. В коже у женщины проглядывал аметист, словно кто-то нанес на нее татуировку бриллиантами. Их каменные губы слились в поцелуе, и сжимали они друг друга в объятиях так, будто ничего вокруг них больше не существовало.
Лица. Руки. Губы из камня. Дышащие. Любящие. С тех пор камень для Родена не переставал дышать никогда.
* * *
Они заметили его, когда лошадь, подняв морду из ручья, фыркнула.
Взгляд их светло-золотых глаз обнаружил его за деревьями.
Женщина схватила саблю, лежавшую в траве среди брошенной одежды – военной формы. Серой, как гранит. Ткань казалась очень грубой на фоне отполированной гладкости ее кожи.
Роден успел вскочить в седло до того, как женщина его настигла.
Каменные люди что-то прокричали друг другу. Голоса их звучали так, как если бы заговорил камень в его мастерской.
Ввалившись в ближайшую харчевню, он наверняка был похож на сбежавшего из лечебницы сумасшедшего. Он заказал бутылку абсента, сел у окна и не отрываясь смотрел на дорогу, выведшую его из леса. Он так и сидел там, когда вечером трактир заполнился рабочими фабрик, трубы которых виднелись на горизонте. Роден спросил их про людей из камня, но они лишь посмеялись над ним, поинтересовавшись, не встретилась ли ему спятившая старуха из ближайшей деревни. Дескать, она бросает в колодцы свежий хлеб, чтобы задобрить каменных людей.
Не смеялся только один – еще молодой, но работа в шахтах скоро это исправит.
– У них глаза из золота, – заплетающимся языком прошептал он на ухо Родену. И втянул голову в плечи, когда другой пихнул его локтем в бок.
Критики любили писать, что вдыхать жизнь в каменные тела Роден научился у Микеланджело.
Зачем ему было это оспаривать?
Рождественское волшебство в Хаммабурге
Корабельный плотник из Хаммабурга
Париж – Лютеция, Лондон – Лондра, Виенна – Вена… По обе стороны зеркала бесчисленное множество городов похожи друг на друга, как братья и сестры.
Но вряд ли какой из них походит на своего близнеца по ту сторону больше, чем Гамбург. Очертания зазеркального города почти те же самые, географическое положение – то же. Река, благодаря которой оба города портовые, называется тем же именем (правда, пока она еще несколько чище), однако улицы еще не видели просек, проложенных огнем от бомбардировок, и Большого наводнения…
Хаммабург, как многие места по ту сторону зеркала, – это путешествие в прошлое, поблекшая фотография, что пробудилась к новой жизни и вернула все утраченное. Это и еще чуточку больше…
Среди старых купеческих домов по-прежнему пролегали судоходные каналы, давно засыпанные в мире Джекоба. И не только. В окружающих улочках с жителями-людьми соседствовали обычные домовые и домовые корабельные, макрельные гномы и гномы перечные, мускатные кобольды, завезенные сюда на каком-нибудь судне, северные тролли, вырезающие подвижные носовые фигуры для украшения кораблей, и торговцы-карлики, успешно составляющие конкуренцию купцам-людям.
Когда Джекоб с Лисой впервые приехали в этот старинный портовый город, стоял декабрь. Лису Джекоб уверил в том, что короткую вылазку на север они совершают из-за живущей в одном из городских каналов рыбы, исполняющей желания. Может, такая рыба и правда была. Но на самом деле Джекоб затеял это путешествие ради корабельного плотника по имени Юлиус Брамс и корабликов, которые тот встраивал в бутылки.
Джекоб зарабатывал на жизнь поиском магических вещей, а магией, как правило, они были наделены потому, что создавались не руками людей. Однако Роберт Данбар, один из самых уважаемых историков зазеркального мира, отстаивал теорию, что обычные люди тоже могут создавать волшебные вещи, если они настоящие мастера своего дела. Если верить тому, что рассказывали о Юлиусе Брамсе и его корабликах в бутылках, он и был таким человеком.
Двадцать первого декабря над башнями многочисленных городских церквей грязной ватой висели облака, и снег из них падал такой густой, что снежинки покрывали мех Лиски как сахарная пудра. За городскими воротами царила невообразимая толчея, и конь Джекоба выискивал дорогу в толпе, а сам он то и дело беспокойно оглядывался проверить, все ли с Лиской хорошо. Она, как это часто бывало, отказалась принять свой человеческий облик, и Джекобу пришлось признать,
