По серебряному следу. Дворец из стекла - Корнелия Функе
Ниссе все еще немного покачивался во хмелю, когда Лиска вытащила его из кармана, но троица, как и было условлено, заняла позицию за ближайшим фонарем. Теперь оставалось только надеяться, что ледяной ветер с моря не заморозит их крошечные конечности до того, как потребуется отвлекать внимание – как бы они это ни делали. Рассказать подробнее ниссе отказались.
Большой дом казался таким же тихим и нежилым, как и днем. Только сосульки легонько позванивали в ночи. В насмешку над самонадеянностью обитателя дома, вознамерившегося покончить с музыкой, это напоминало перезвон колокольчиков на ветру. Карабкаясь вслед за Джекобом на дерево, чтобы оттуда перемахнуть через стену, Лиска задавалась вопросом, не потому ли на снегу в саду так много разбившихся сосулек.
Оказавшись в саду, она тут же обернулась лисицей. С дверью Джекоб справится и сам. Вторую пару рук возместит острый нюх лисицы.
Просто глазам не верилось, как беззвучно Джекоб подходил к дому – словно парил над снегом. Лиска не сомневалась, что чешуйки сверижской русалки принесут пользу еще не раз.
Лисица в подобном подспорье, разумеется, не нуждалась.
Добравшись до черного хода, Джекоб опустился на колени и достал из кармана воронье перо. Он не видел серебристого мерцания, выдающего лисице почти любые чары, но его направляла Лиска. За столько лет его руки стали ее руками, а ее глаза – его глазами. Очистив замок и дверную раму, Джекоб кусочком ткани из крапивного волокна вытер паутину с вороньего пера и вставил в замок ключ, которым они уже открывали двери множества сокровищниц и гробниц (через год его у Джекоба украли, как это часто случается с подобными ключами).
Узкая деревянная дверь с легким скрипом распахнулась. Первой в дом пробралась Лиска. Ее глазам не нужен был свет, чтобы в темном помещении за дверью распознать склад, а Джекоб выпустил несколько блуждающих огоньков, которых подкупил, чтобы те посветили этой ночью не для королевы, а для него. Но не темнота заставила Лиску уже через несколько шагов застыть, предупреждая Джекоба. Повисшая вокруг тишина, как и ожидалось, не была тишиной мирно спящего дома. Казалось, она ждала какого-нибудь звука, как затаившаяся кошка караулит мышь.
– Что, все так плохо? – прошептал Джекоб.
Лиса подняла нос, принюхиваясь.
– И да и нет, – шепотом откликнулась она.
Хорошей новостью было то, что внутри дом, похоже, и правда не сторожили. Но как перехитрить эту тишину? Какие-то звуки они все равно произведут, и что тогда? Тишина их задушит? Разорвет в клочья? Поглотит? Этого не могла сказать даже лисица. Лиска собиралась уже предложить уйти и вернуться, после того как они больше разузнают об охраняющих дом чарах, как вдруг снаружи раздались задорные звуки флейты. К ней присоединилась вторая, а затем и третья.
Лиска чуяла, как заполняющая дом тишина сжимается, словно пальцы невидимого кулака. Это чувствовал даже Джекоб. Но ощущаемый ими гнев был направлен на что-то вне дома. Это не изменилось, и, когда Лиса отважилась двинуться с места, Джекоб следовал за ней беззвучной тенью – по комнатам, заставленным ценной мебелью, где стены были обтянуты китайским шелком, а паркет покрывали такие плотные ковры, что лапы Лисы утопали в них. Но кафельные печи, имеющиеся почти в каждой комнате, обогревали, казалось, только множество теней, а заполняющая дом тишина напоминала темное море, и отдаленные звуки флейт вздымали в нем гневные волны.
Соткавшая эту тишину магия, похоже, их не замечала – однако Лиске представлялось, что она оседает у нее в меху каким-то дурманящим порошком, и те же ощущения испытывал и Джекоб. Как же в этой зачарованной тишине живет обитатель дома, да еще и не один десяток лет?
На втором этаже на площадке широкой лестницы они уткнулись в запертую двустворчатую дверь. Джекоб без труда открыл ее вороньим крылом и ключом, но тяжелые створки отворились не беззвучно. Скрип их пронесся по тихому дому стоном какого-то громадного зверя. Лиска почувствовала, что Джекоб затаил дыхание. Оба они боялись пошевелиться, ощущая тишину как руки – руки, уши, глаза… И когда флейты заиграли быстрее, эти руки, уши, глаза вновь обратили все внимание на то, что происходило снаружи. Ниссе, похоже, играли в такт танцующим снежинкам мелодию, звучащую то шаловливо, то печально, и пели флейты о хульдрах и водяных, о моховых карликах и оседлавших гусей гномах и о тоске по весне. Казалось, тишина дрожит от гнева. Ночные музыканты делали ее слепой и глухой, но Лиска тревожилась и видела отражение своей тревоги в лице Джекоба: долго ниссе их защищать не смогут. Им следовало поспешить.
К счастью, за дверями, которые своим скрипом едва не выдали их, нашлось то, что они искали. Их взгляду открылся бальный зал, достойный любого короля, но о его былом предназначении говорили только картины на стенах. Теперь этот зал превратился в мавзолей, где вместо мертвецов покоились музыкальные инструменты. Их было такое множество, что хватило бы на несколько оркестров. Их покрывала светло-серая пудра, которую легко можно было принять за пыль, но ни Джекоб, ни Лиса не поддались этому опасному заблуждению. Эта пыль на самом деле была костной мукой, добываемой главным образом из человеческих трупов. Все ведьмы – светлые и темные – использовали ее, чтобы удерживать людей, животных и предметы в каком-то месте без всяких уз и цепей. Темные ведьмы обычно еще и подмешивали в нее некоторые неаппетитные ингредиенты, чтобы каждый, кто дотронется, тут же падал замертво.
Среди спящих инструментов обнаружилась целая дюжина скрипок, но только у двух гриф завершался лицом, какие вырезали на своих инструментах стрёмкарлены. Насколько можно было разобрать под тонким слоем пыли, обе были украшены инкрустациями из рога и кости, имитирующими пену водопадов, под которыми любили музицировать стрёмкарлены.
Джекоб достал из закрепленной на ремне маленькой сумки кисть: ручка толщиной с его большой палец, пушистая щеточка из мягкого черного волоса. Эту кисть сделала для него из шерсти своей кошки одна светлая ведьма.
– Какая из них? – спросил он взглядом Лиску.
Лисица оперлась передними лапами об окрашенную стену, чтобы обнюхать скрипки вблизи. От правой исходил запах прелой листвы и заболоченного пруда – запах нокке, мрачного родственника стрёмкарлена, сеющего своей музыкой несчастье и раздоры. А вот левая пахла кристально чистой речной водой, водяным крессом и свежей мятой.
Лиска носом указала на левую скрипку, и Джекоб тут же принялся за работу. Ночной уличный концерт вовсю продолжался и легко заглушал мягкое шуршание кисточки. Одна флейта щебетала так неугомонно, что Лиске даже стало интересно, не вино ли из бокала Джекоба все еще действует на того ниссе. Кисточка легко удаляла пыль с ценной древесины скрипки, но, когда Джекоб очищал резное лицо на грифе, флейты на улице резко смолкли.
В ночи эхом разнеслись пронзительные крики – кричали высокими, тоненькими голосками. Дом, казалось, прислушивался к ним так же, как и Джекоб с Лисой. Беспокоясь о ниссе, Лиска внезапно ощутила, что тишина вокруг нее
