Гай Орловский - Любовные чары
Она сказала зло:
— Намекаешь, у нас кто-то работает на них?
Я впихнул ее на правое сиденье, оно ближе, сам быстро обогнул машину и сел за руль.
— Успокойся, посиди смирно. Никаких намеков, но они точно проверят отпечатки пальцев. И если определят, что ты из полиции, решат, что работаешь на их конкурентов. А это значит, вовсе не нужно затевать трудоемкий переезд, чреватый для бизнеса… Просто усилят охрану.
Она сказала решительно:
— Но я обязана доложить в участке!
— Доложи, — согласился я. — Но не прямо сейчас, а чуть позже…
— Ты что? Это нарушение!
— Давай сперва сделаем анализ, — посоветовал я. — А тогда и. А то как-то!..
— Тогда это нужно сделать быстро, — сказала она нервно, — иначе не просто вышвырнут из полиции, но будет что-то похуже. Надо ехать!
— Погоди, — попросил я. — Не может быть, чтобы сейчас не примчались еще. Эти не отвечают, значит, что-то пошло не так… А вообще-то мне наше время начинает нравится. Больших войн уже нет почти сто лет!.. Ну чуть меньше, но все равно рекорд. А эти постоянно локальные конфликты… это же песня!.. Раньше в войнах гибли миллионы мирных жителей, да и сами солдаты воевали поневоле, они же мобилизованные, зато сейчас везде только добровольцы! Люди, которым воевать нравится. Это не только деньги, деньги ерунда, а какой адреналин, какой кайф убивать, насиловать и грабить!.. Мы в самом деле сделали мир лучше!
Она процедила зло:
— Издеваешься, гад? Или это у тебя такой странный юмор?
— Какой юмор? — изумился я. — Сейчас хочешь воюй, хочешь не воюй!.. А раньше была обязаловка. Сейчас же просто острая приправа к нашей вообще-то скучной жизни. У тебя скучная?
— Нет, — отрезала она. — Совсем не скучная!
— Еще бы, — сказал я с пониманием. — Ты две запасные обоймы с собой носишь, я видел. Наверняка кого-то уже убивала. Приятно, если честно?.. Ты же к психоаналитику не побежишь? А если заглянешь к нему в кабинет, то чтобы похвастаться?
Она дернулась, даже пригнулась, хотя мы далеко и в темноте. Если и увидят, то решат, что парочка совокупляется тайком от ревнивых супругов, такие еще встречаются в нашем не до конца освобожденном от предрассудков мире.
Впереди блеснул свет фар, вскоре на большой скорости подлетели сразу два черных джипа. Выскочили четверо дюжих мужиков и сразу метнулись в здание.
— Успели, — сказал я с облегчением. — Давай подождем чуть, пусть проверят и уедут. А то нас точно засекут.
Она прошептала:
— Может, надо было включить сигнализацию?
— А как объяснишь? — спросил я. — Сейчас они доложат руководству, те велят убрать трупы, выждут немного, а когда ничего не произойдет, начнут спешно наращивать производство, пока конкуренты, заполучившие образец, не наладили свое, более дешевое…
Она посмотрела на меня искоса.
— Значит, все-таки снова трупы?
— Такова жизнь, — вздохнул я с честностью Тартюфа. — Чем ближе к эре бессмертия, тем ожесточеннее схватки… К счастью, не при нем.
Она буркнула:
— Да, как всегда. Ничего, мы тебя прищучим. Слишком уж ты уверенный…
— Раньше ты говорила, — напомнил я, — наглый.
— И сейчас говорю, — сообщила она. — Мерзкий и наглый.
— О, раньше только наглый, а теперь еще и мерзкий…
— Я это уже говорила, — уточнила она, — просто ты, гад, не слушал. Тендерный шовинист!
Четверка копалась в здании долго, потом вынесли нечто в огромных пластиковых мешках, понятно, снова вернулись в здание. Мариэтта, перенервничав, озябла и начала поскуливать, я прижал ее к себе, сразу ощутив пробуждение альфа-питекантропа, защитника таких вот попискивающих.
Наконец все четверо покинули здание, умчались, а я выждал еще несколько минут, Мариэтта начала что-то громко говорить пьяным голосом, сделала вид, что одевается, нам же проезжать ярко освещенную полосу, пусть на камерах мелькнет ее полуобнаженное тело, что сразу снимет все вопросы.
Правда, отъехать далеко не удалось, она перестала прикидываться и агрессивно потребовала, чтобы я не позорил сиденье заслуженного полицейского автомобиля гражданской жопой.
Пришлось припарковаться, поменялись местами, Мариэтта сразу отрубила автоводителя и повела машину так же агрессивно, как только что разговаривала со мной.
Я вытащил один пакетик, надорвал краешек и высыпал в рот, тут же запив водой из бутылочки. Мариэтта ахнула:
— Свинья, ты что делаешь?
— Второй оставим на анализы, — напомнил я. — А этот контрольный. Посмотрим, есть ли какие-то… нет, не ощущения, они уже, гадость редкостная, но хоть как-то действует?
Она протянула свободную руку ладонью вверх.
— Сюда.
Голос звучал непререкаемо, я вдохнул и опустил на ладонь второй пакетик.
— Видишь, я сотрудничаю с властью! Думала, загоню за пятьдесят тысяч долларов?
— Есть такие данные, — отрезала она сурово. — Ладно, предположения. Но — веские. А что, мог загнать и за сорок?
— Но я же отдал!
— Под угрозой побоев, — напомнила она. — А это почти сопротивление, полусопротивление, можно сказать… Так что ты по-прежнему под наблюдением.
— Понятно, — сказал я с горечью. — Значит, снова будешь лягаться и стягивать одеяло?
— Точно, — подтвердила она. — А сейчас заскочим в нашу лабораторию. Отдам на анализ. А ты никуда не сбегай, это квалифицируется как сопротивление полиции!.. Иначе буду вынуждена приковать наручниками!
— Но хоть ужин ты приготовишь?
Она фыркнула.
— С какой стати? Ты должен доказать, что сотрудничаешь с полицией!
Из участка выскочила заметно повеселевшая, явно успела и в туалет забежать, сказала, открывая дверцу:
— Ввиду срочности к утру все будет готово. У нас аппаратура почти вся в автоматическом режиме, ошибки и капризы исключены.
— Главное, — сказал я с облегчением, — никто не удивился, что ты и ночью работаешь… Я ни на что не намекаю!
Мотор сразу зарычал, едва опустилась на сиденье, автомобиль круто вывернул колеса, развернулся и помчался к широкой дороге.
Мариэтта к рулю не прикоснулась, бросила взгляд на циферблат часов, где по мысленной команде высветился интерьер ее квартиры.
— Милый, — сказала она, — я сегодня ночую в другом месте. Покорми детей, проверь уроки и не давай Сереже играть до полуночи. Целую!
Связь оборвалась, я помолчал, прикидывая, хорошо это иметь такую жену или ну ее на фиг, у семьи должны быть еще какие-то узы помимо общих детей.
Мариэтта посмотрела на меня в некотором удивлении.
— Ты чего?
Я встрепенулся.
— Я? Ничего.
