Хаски и его учитель Белый кот. Книга 1 - Жоубао Бучи Жоу
Юноша широко зевнул, повернув к нему свое гладкое лицо, порозовевшее от крепкого сна. Сонно приподняв веки, он скользнул взглядом по Чу Ваньнину и невнятно пробормотал:
– М-м-м… Дай этому достопочтенному еще немного поспать… Раз уж проснулся, иди и свари мне каши с мясом и яйцом…
Чу Ваньнин молчал, ничего не понимая. Что за бред он несет? Или ему просто что-то снится?
Заметив в полудреме, что Чу Ваньнин не спешит выполнять просьбу, Мо Жань не стал его поторапливать. Вместо этого он с разомлевшей улыбкой протянул руку и ущипнул Чу Ваньнина за щеку.
– Этому достопочтенному приснился кошмар, в котором… Ай, неважно.
Мо Жань вздохнул.
– Чу Ваньнин, – пробормотал он, – побудьте со мной еще немного.
Глава 33
Этот достопочтенный отправляется на поиски оружия
Чу Ваньнин был так потрясен, что даже не разобрал, что именно говорил Мо Жань, – все слова юноши слились в сплошное жужжание, капелью стуча по его ушам.
Что до Мо Жаня, то он ничтоже сумняшеся пробурчал еще что-то и снова уснул мертвым сном.
Чу Ваньнин хотел растолкать его, но в тот самый миг, когда он поднял руку, в открытое окно проворно влетел сорванный ветром бледно-розовый цветок красной яблони и приземлился прямо на нос Мо Жаня.
Юноша только поморщился – упавший цветок не нарушил его сладкого сна. Рука Чу Ваньнина, которой он намеревался потрясти Мо Жаня за плечо, вдруг вильнула, приблизившись к его лицу. Сняв с носа цветок, Чу Ваньнин задумчиво покрутил его в пальцах, рассматривая, и к нему медленно стали возвращаться воспоминания.
Он смутно припомнил, как вчера Мо Жань смазал его раны и напоил лечебным отваром. А потом он, кажется, всю ночь пролежал у него под боком, гладя его по спине и волосам и что-то шепча ему в ухо.
Чу Ваньнин застыл, обалдело глядя на юношу. Должно быть, ему это лишь приснилось? В глазах Чу Ваньнина отразились нежные, изящные розовые лепестки цветка, который он крутил между пальцев.
Бранные слова застряли у него в горле. И в самом деле… Что он может ему высказать?
«Как ты оказался в моей постели?»
Звучит как обиженный писк оступившейся девицы.
«А ну, прочь отсюда! Кто позволил тебе спать на моей кровати?»
А это уже больше похоже на крик оступившейся сварливой бабы.
«Как ты посмел ущипнуть меня за щеку?»
На самом деле Мо Жань совсем легонько коснулся его лица, а уж по сравнению с тем, что случилось тогда в иллюзорном мире, это и вовсе была не стоящая внимания мелочь. Да, не надо придираться к такому пустяку.
Не зная, как лучше поступить, старейшина Юйхэн молча перекатился на другой край кровати и в смущении зарылся лицом в одеяло, нервно теребя его край тонкими длинными пальцами.
В конце концов Чу Ваньнин сел на постели, решив для начала одеться и привести себя в порядок, а уж потом разбудить юношу.
Когда Мо Жань сонно разлепил веки, он увидел сидящего на краю кровати старейшину Юйхэна, на лице которого застыло обычно невозмутимое выражение, по которому невозможно было понять, о чем он думает. Мо Жаня прошиб холодный пот.
– Учитель, я…
– Ты вчера вмешался в мою технику цветочного духа? – бесстрастно поинтересовался Чу Ваньнин.
– Я не нарочно…
– Забудь. – Чу Ваньнин надменно махнул рукой, будто и вправду говоря о сущей безделице. – Поскорее вставай и отправляйся на утренние занятия.
Мо Жань был готов сквозь землю провалиться.
– И как я мог тут уснуть… – протянул он, нервно пригладив волосы.
– Ты устал, – спокойно заметил Чу Ваньнин. – Судя по твоему виду, вчера ты, должно быть, долго и много трудился.
Скользнув взглядом по стоящей на столе пиале из-под лекарственного отвара, он добавил:
– Впредь не врывайся в павильон Хунлянь без приглашения. Если тебе нужно войти, заранее меня предупреди.
– Да, учитель.
– А теперь ступай.
Ощущая себя так, словно избежал неминуемой смерти, Тасянь-цзюнь в спешке дал деру.
Когда он ушел, Чу Ваньнин лег обратно на кровать, поднял руку и раздвинул пальцы, сквозь щели между ними глядя на пышно цветущие за окном деревья. Ветер, налетая, срывал лепестки с ветвей и разносил их по воздуху, как маленькие душистые снежинки.
Нежные лепестки красной яблони летели вдаль, легкие и неуловимые, как дробные воспоминания о вчерашней ночи, столь смутные, что уже невозможно было понять, какие из них были правдой, а какие – ложью.
Чу Ваньнин твердо решил, что скорее умрет, чем первым заговорит о вчерашнем. Очень неловкая ситуация!
Репутация для Чу Ваньнина была гораздо важнее собственной жизни. По этой причине через несколько дней, когда Мо Жань вновь увидел наставника, тот был прежним невозмутимым старейшиной Юйхэном, в развевающихся белоснежных одеждах, спокойным, холодным и возвышенным.
Ни он, ни Мо Жань не заговаривали о той ночи, которую провели, лежа рядом друг с другом. Однако впоследствии, когда их глаза случайно встречались, взгляд Мо Жаня будто бы чуть дольше задерживался на лице Чу Ваньнина, прежде чем по привычке перескочить на Ши Мэя.
А что Чу Ваньнин?
Встретив взгляд Мо Жаня, он тут же холодно отворачивался. Однако потом, когда был уверен, что Мо Жань не смотрит, он будто случайно вновь бросал на него короткий взгляд.
Сюэ Чжэнъюн очень быстро узнал о наказании Чу Ваньнина. Как и следовало ожидать, глава духовной школы пика Сышэн пришел в ярость. Излить ее, правда, ему было не на кого, так что он просто сидел у себя и пускал пар из ушей за закрытой дверью.
Если бы он знал раньше, что такое может произойти, то, утверждая устав школы, непременно добавил бы туда еще одно правило: «Все вышеперечисленное не распространяется на старейшин».
Госпоже Ван пришлось заварить для Сюэ Чжэнъюна чай и долго увещевать его тихим и мягким тоном, прежде чем он наконец успокоился, тем не менее заметив:
– Старейшина Юйхэн невероятно упрям. Если впредь такое повторится, вы, любезная супруга, непременно должны будете помочь мне отговорить его вести себя подобным образом. Он – великий мастер, который присоединился к нашей духовной школе, отказавшись от приглашений всех остальных школ Верхнего царства, и именно здесь пережил такие муки! Разве может моя совесть быть спокойна?
– Я пыталась отговорить его, но вы же знаете старейшину Юйхэна – он действительно безмерно упрям, – вздохнула госпожа Ван.
– Оставьте, оставьте, любезная супруга, – сказал Сюэ Чжэнъюн, – лучше отдайте мне заживляющие и болеутоляющие снадобья, что вы приготовили. Я схожу проведаю