Как поймать монстра. Круг второй - Арина Цимеринг
– Нет, – говорит друид. – Ты не должна открывать.
– Что там? – спрашивает Джемма не оборачиваясь. – Что за этой дверью?
Оно медленно шевелится в темноте, качает ветки, воет ветром и ухает птичьими голосами, смотрит на тебя из-за поваленных бурей стволов. Взгляд ощущается на коже мелкими мурашками. Как будто кто-то тяжело и неотрывно смотрит тебе в затылок – а обернуться ты боишься, потому что тогда, далекое, нечеткое, оно обретет реальную форму. Страх, инстинктивный, парализующий, клубится внутри, поднимается все выше и выше по позвоночнику. Джемма чувствует себя древним воином, столкнувшимся с чем-то, что не мог объяснить себе его ограниченный разум. Ветер завывает все громче, а листва шуршит и ломается, будто по ней что-то ползет – что-то массивное, тяжелое, неотвратимое. В темноте, там, за спиной, крадется в тумане. Вот-вот дотронется до твоего плеча.
– Патрик зажигает пасхальные свечи раньше, чем загораются священные костры Белтейна, – шепчет голос за его спиной, – вызывая этим гнев друида и воинов.
– Свеча вспыхивает и чадит, – отвечает Джемма.
– В Самайн холмы открываются.
– В Самайн клятвы нельзя нарушить.
– Самайн – время, которое идет по кругу.
– И никогда не закончится.
Джемма оборачивается. У друида золотые глаза и золотые волосы, он весь – из золота, он весь – из красоты, и молот зависает над его головой. Патрик убьет его. Патрик не сможет его убить. Ведь свеча чадит, в руке его молот, а не нож, а Белтейн никогда не начнется. Брайан улыбается на фотографии. Белтейн больше не придет. Лицо Брайана сгорает в пламени.
– Ты другой, – шепчет Джемма на золото, – другой, другой, другой, другой. Ты всегда был другим. Ты создан из камня и золота. Кто умер из-за тебя?
– Я создан из камня и золота, – отвечает друид, – сколько умерло из-за меня?
Джемма пугается:
– Белтейн никогда не наступит.
– Холмы никогда не закроются.
Свеча вспыхивает и чадит, освещая лицо друида, каменное и золотое. В волосах его отражается занесенный молот. В глазах его камень. В глазах его золото. В глазах его перевернутый холм, словно чаша, наполненная тенями. По светло-голубым стенам комнаты танцуют тени придворных, веками двигаясь в непрерывном дозоре. Песня звучит, пробирая до самых костей. Патрик надвигается медленно, давая им время попрощаться. Снизу женщина на коленях кричит, но крик ее остается заперт. За дверью раздаются шаги: один, два, тихо, три, четыре. Двенадцать. В голосе отца слышится зловещее хихиканье: «Он зажег свечу до огней Белтейна». Дверная ручка дергается. Кто-то стоит снаружи.
– Молот вот-вот опустится.
«Тедди, – хихикает голос отца, – Тедди, я иду».
– Марвола’эд и’р Гдау. Ты знаешь слова. Две двери открыты, от последней осталось три ключа. Двигайся против солнца, – он щелкает пальцами, – спускайся вниз. Просыпайся.
И Джемма просыпается.
В полной, всепоглощающей темноте.
– Просыпайся, – грубо растолкал его Доу. Он мог и не стараться: Кэл пришел в себя за секунду и приподнялся на локте. Киаран за спиной сдавленно выдохнул, Купер и Норман на другой кровати встревоженно зашевелились темными силуэтами спальных мешков.
В глазах у Доу билась такая тревога, что Кэл понял сразу: случилось что-то совсем плохое.
– Роген пропала, – коротко сказал Доу.
– Что? – сипло со сна спросил Норман, а потом повысил голос: – Что?!
Кэл оказался на ногах еще до первого «что» – Доу не успел даже договорить, а Кэл уже был в куртке. Свет включился как будто сам по себе: комната озарилась, обнажая сосредоточенность и панику.
Джеммы не было. Ее спальный мешок был пуст.
– Ты дежурил, – Кэл впихнул ноги в ботинки, не размениваясь на долгое обсуждение. – Как это произошло?
– Куда она делась?! – вторил ему Норман, тоже одеваясь.
– Да не знаю я, мать вашу! Я сидел там, – Доу ткнул в сторону столовой, – и никто не выходил. Никто, я тебе говорю! А потом я захожу сюда, и ее просто, – он потрясенно показал на мешок, – нет.
Они ворвались в столовую: Норман и Купер следовали за ними, Доу за мрачностью скрывал растерянность.
За окном все еще стояла ночь, густая и зловещая, и будто стучалась в окна: иди сюда, выходи, следуй за мной. Ночь в этих холмах была страшная, но Кэла сейчас это волновало меньше всего.
Так что он открыл дверь и размашистым шагом вышел за границу света.
– Принесите фонари, – не оглядываясь, приказал он и спустился по ступеням прямо в ночную мглу. Темно было так, что домов не видно, только ветер гудел, гоняя снег. Свет, падавший на крыльцо из распахнутой двери, почти ничего не освещал. Когда Доу включил фонарь, тонкий луч слепо уткнулся в низко висевший туман.
– Снег свежий, посвети вниз, – велел Кэл, чувствуя, как ночь пробирается под ночную куртку.
Свет врезался в землю, освещая следы.
– Твою же мать, – пробормотал Доу, а Норман в чем был – в свитере, джинсах и носках – выбежал к ним на крыльцо. – Да что это вообще…
– Чт… О господи.
На выпавшем за ночь снегу в темноту убегала цепочка отпечатков босых ног.
– Ее ботинки внутри? – спросил Кэл и, не заботясь о проклятых сектантах, закричал внутрь дома: – Купер! Проверь!
– То же самое, – истерический вздох Нормана был похож на сухой всхлип. – Так же, как было со мной!
– Помолчи, – прорычал Кэл, и Норман затравленно смолк. Потом Кэл извинится. Но это будет потом. – Значит, ушла сама, – он наконец обернулся. Куртку Доу не застегнул, был без шапки, морщился от ветра и поджимал губы. – Одевайся.
– Я тоже иду, – на крыльцо, и без того тесное, выскочил Купер. – Ее ботинки там. Куда она могла уйти?
– Ты остаешься здесь и охраняешь аналитика и мальчишку, – грубо сказал Кэл. – Ты единственный среди них оперативник. И я хочу, вернувшись, обнаружить всех живыми. Ты меня понял?
Купер подался вперед:
– Я хочу пойти. Если Роген…
Кэлу было насрать, чего он хотел. Он с нажимом повторил:
– Ты меня понял?
После того как он спросил об этом во второй раз, Купер осел. Его настойчивость разбилась о понимание: Кэл не будет с ним церемониться.
– Да, – кивнул он, сдерживая недовольство. – Я прослежу.
– Пошли, – Доу забрал несколько фонарей из рук дрожащего на ветру Нормана и припустил за Кэлом, застегиваясь до подбородка.
Они отправились по следам – прямо в негостеприимную ночь.
Фонарный свет не мог развеять густую тьму. Далекая луна мутным глазом безразлично оглядывала долину, то и дело прячась за набегающими тенями облаков. Ветер бил по лодыжкам.
Следы уводили все дальше. Возможно, прочь из деревни – возможно, лес забирал свое. «Но она не твоя», – про себя сказал Кэл этому месту. Ветер вдали завизжал, словно смеясь в ответ.
Джемма уходила в темноту пустынной деревни.
Кэл весь превратился в слух, радуясь наконец, что рядом именно Доу. Тот бесшумной тенью следовал за его плечом, и
