Хроники Птицелова - Марина Клейн
– Такой же Отец, как и нам. Он увез ее отсюда, когда она была совсем маленькой. Воспитал, как родную.
– Как так? Все знают, что у него есть родная дочь.
– Есть, но не Лилия.
Мне было трудно дышать. Слова отдавались в голове эхом. Если раньше я чувствовал внутри тоску и холод, то теперь – настоящую боль. Как будто меня кто-то ударил. Так сильно, что я мог умереть.
Я прислонился спиной к широкому стволу дерева и старался справиться с дыханием, неуверенный, что хочу этого. Может, лучше было бы перестать дышать. Совсем. Но инстинкт творил со мной, что хотел: пытался восстановить подачу кислорода, убрать из воспоминаний только что услышанное, забыть последние годы жизни.
Шорохи стали громче. Звуки сбрасываемой земли назойливо ударяли по слуху.
– Я устал.
– Крепись. С другой стороны еще больше.
Я оттолкнулся от дерева и, не чувствуя ног и себя самого, пошел вперед. На плечи навалилась многотонная тяжесть. Толком не соображая, я вышел на дорогу, пересек ее и снова нырнул за деревья. Небольшая полянка за ними и все меж стволов, насколько хватало глаз, было изрыто небольшими ямками.
Лилия говорила, что у нее тоже есть свои дела.
До тех пор, как я сводил ее к родителям.
В уши будто налилась вода, и я весь оказался глубоко под водой, под чудовищным давлением. Меня шатнуло, я уперся ногами в землю, чтобы сохранить равновесие, и почувствовал под правым ботинком что-то твердое. Посмотрел вниз; из земли торчала бородка ключа.
Пытаясь ни о чем не думать, я сел на корточки, поднял ветку и стал разрывать ею землю. Вскоре я вытянул связку ключей и сразу узнал их. С тех пор прошло много времени, я поменял один замок и перестал использовать второй, и все же это были они. Ключи от квартиры родителей.
Я снова забросал их землей и пошел домой. В голове было мутно.
Лилия находилась дома. Она закончила собирать свои вещи и дожидалась меня, чтобы проститься и уйти.
Ураган чувств, вспыхнувший во мне, был немыслим. Я любил Лилию и ненавидел одновременно. Я не хотел, чтобы она уходила, и хотел, чтобы она исчезла. Я любил ту девушку, что прожила со мной два этих года и стала частью меня; я ненавидел свою сестру, испортившую мне жизнь. Одна стала другой. У меня в голове все смешалось, я чувствовал, что еще немного, и просто потеряю сознание. Или сойду с ума.
– Лилия, – сказал я. Имя показалось чужим.
– Мне… Мне пора, – сказала она неуверенно и обеспокоенно посмотрела на меня. – Я совсем не хочу оставлять тебя одного, но мне правда надо уехать.
– Я ненавидел свою сестру, – медленно проговорил я, ощущая себя при этом так, словно говорил кто-то другой. – Она постоянно искала ключи. Думал, что это из-за нее у меня была такая жизнь…
– Разве твоя жизнь была плохой, Маркус?
Ее простодушное удивление вывело меня из себя. Я набросился на нее и повалил на пол, что было сил прижал ее руки к полу. Я не знал, что хочу сделать. А она продолжала с удивлением смотреть на меня, в глазах сквозило искреннее непонимание, и даже не пыталась вырваться. Во время падения ворот ее кофты сбился, цепочка на шее скользнула вверх, и я увидел край какого-то кулона. Раньше его у нее не было. Я дернул за цепочку. На ней висел ключ. Его я тоже хорошо знал.
Тот самый ключ, что родители получили в конверте. Как они думали, весточка от убийцы.
«Маркус провел ее в квартиру».
«Она взяла оттуда то, что нам нужно».
Ключи. Везде проклятые ключи.
Я отдал ей всего себя, а она использовала меня, вошла в мою жизнь, чтобы потом бросить, прекрасно зная, что я люблю ее и не смогу жить без нее.
Она не просто позволила всему случиться, она специально к этому шла.
«Я сделала, что должна была, и теперь мне необходимо вернуться».
И все ради ключей. Однако…
– Не уходи. Ты нужна мне.
Слова сорвались у меня с губ сами собой. Я все еще не полностью принял правду, которую узнал. Я все еще чувствовал, что не смогу жить без этого человека, кем бы он ни являлся на самом деле.
– Я должна уйти, Маркус. И я уйду. – Лилия пристально посмотрела на меня.
У меня потемнело в глазах от непереносимой боли – и ярости. Я плохо помню, как все случилось потом. Я сомкнул руки на шее Лилии. Кажется, ощущал слабое сопротивление, может, даже удары, но не мог выбраться из пропасти сна наяву, напоминающей ту черную бездну, у которой я впервые встретился с Асфоделем. Мне было больно. Душу рвало на куски. В мгновение ока та жизнь, что я выстроил, в которой у меня было все, оказалась разбита на множество осколков.
На улице полил дождь. Уголком разума я отдавал себе отчет, что слышу его. Наверное, громыхал гром. Я сидел на полу. В комнате стало очень темно, но я все равно видел белое лицо Лилии и ее посиневшие губы. И продолжал чувствовать боль. Только сопровождающая ее ярость сменилась отчаянием. Пониманием, что ничего не вернуть. Не потому, что Лилия умерла. А потому, что она меня предала.
Вместе с очередным раскатом грома вошел Асфодель. Или, может, я сам его впустил; не помню. В памяти отпечаталось только его лицо, почти такое же белое, как у Лилии, и пораженный взгляд.
– Что ты наделал, Маркус, – прошептал он.
Я ощутил во рту соленый привкус, мне показалось, что я захлебываюсь собственной кровью. Из горла вырвался сдавленный вопль, полный боли.
Асфодель присел рядом и прижал меня к себе. Это было властное объятие: он приказывал мне успокоиться. Я пытался, но только у меня начинало получаться, я снова слышал слова Лилии, потом женщины в лесу, и заново осознавал, что моя жизнь кончена.
Не знаю, сколько я пробыл в таком состоянии. Когда я очнулся все так же сидящим на полу, рядом никого не было – ни Асфоделя, ни Лилии.
Я встал и огляделся. Все вещи Лилии исчезли. Увы, я не мог соблазниться заманчивой мыслью, что все это сон. Было слишком больно, чтобы я мог предположить, будто сошел с ума и Лилии здесь никогда и не было.
Многим такое событие – расставание с любимым человеком – не причинит ощутимого вреда и не сломает жизнь, даже не надломит ее. Такие люди не смогут понять, что творилось со мной в тот момент. Но это значит только одно –
