Тысяча эпох. Искупление - Адела Кэтчер
– Не волнуйся, Лун Ань. Я правда не переживаю из-за того, что про меня пишут. Уже – нет, – он пожал плечами и отвел взгляд. – Жаль, что А-Юну пришлось жить с такими людьми. Про меня поговорят и забудут, а он будет помнить о том, как с ним обошлись, всегда.
– Дети на самом деле куда проще переживают стресс, – сказал Лун Ань. – Для него это в прошлом. Сейчас он полностью здоров и вскоре перестанет вспоминать об этом.
– Да, но я не могу сделать вид, что этого не было. Этот мерзавец… – Ван Цин крепче стиснул пальцами свою чашку. Лун Ань посмотрел на бледные следы, оставшиеся от ссадин на его костяшках. – Я перерыл весь интернет, но про него ни слова.
– Я знаю.
– Тоже искал?
– Конечно.
Ван Цин вздохнул и сел ровнее, вытянув ноги перед собой. Какое-то время они молчали, слушая стук дождя по крыше.
– Спасибо, Лун Ань, – произнес вдруг Ван Цин.
– За что?
– За то, что приехал. И просто… Мама рано ложится спать, а я всю ночь сижу с ноутбуком, хотя пока не нашел никаких зацепок, – он тихо усмехнулся. – Не заходить никуда, чтобы не читать все то, что там пишут, не так просто, как я думал. Да, у меня выключен телефон, но это лишь временная мера.
Вернулось чувство горечи, о котором Лун Ань успел забыть за этот день рядом с Ван Цином и его матерью. Он опустил взгляд на свои руки и отпил чай.
Ван Цин сказал, что сможет отказаться от дела, которое так любил, и заняться чем-то еще, сказал, что для него это не будет проблемой. Но так ли это? Останутся ли в нем тот свет, та яркость, которые сейчас можно так легко заметить и в его видео, и при личном общении? В первые дни знакомства Лун Ань не понимал этого человека, не знал, как вести себя с ним, раздражался на его несерьезное отношение к эксперименту, за который нес ответственность. Это чувство исчезло так же внезапно, как появилось. В какой же момент? Когда Ван Цин обнял совершенно незнакомого ребенка на площадке пятого павильона, чтобы утешить его? Когда они играли в прятки, и он забавно злился, что Лун Ань вместо этого читает детские книжки в гримерной? Едва он появлялся рядом, пространство вокруг становилось ярче, приходило в движение, как опавшие осенние листья под порывом игривого ветра. Лун Ань всегда держался подальше от шумных и легкомысленных людей, считая их глупцами. Но Ван Цин был естественным, настоящим. Он прав – Го Юн не заслуживал таких тяжелых воспоминаний и жестокого обращения. Однако Лун Ань не мог мысленно не добавлять к этому и то, что Ван Цин тоже не заслуживал, чтобы люди осуждали его, смешивали с грязью и рушили то, во что он вкладывался, чем он так горел. Разве это справедливо?
– Лун Ань.
Лун Ань выдохнул, когда из потока мыслей его выдернул тихий голос Ван Цина. Тот, отставив свою чашку, повернулся к нему, положив руку на край дивана и устроив на предплечье подбородок. Его пальцы касались колена.
– Перестань думать об этом. Ты не обязан решать мои проблемы. Я справлюсь.
– Я уже говорил тебе: ты не должен делать это один, – сказал Лун Ань.
– Да, – улыбнулся Ван Цин. – И ты сегодня здесь. Давай что-нибудь посмотрим? У мамы просто убийственный чай, – он зевнул и встряхнул головой. – Я что-то засыпаю, надо взбодриться.
Он дотянулся до столика сбоку от дивана и стащил с него пульт от телевизора. От включенного экрана гостиную озарил белый свет, и Ван Цин забавно прищурился от яркости.
– Мама вчера начала смотреть какую-то дораму. Скука ужасная, но ты же любишь скучные вещи? – усмехнулся он, покосившись на Лун Аня.
Лун Ань хотел дать ему место рядом на диване, но Ван Цин только вопросительно вскинул брови, увидев, что он собирается отодвинуться.
– Тебе неудобно на полу, – объяснил Лун Ань.
– Как раз очень даже удобно! – возразил Ван Цин, стаскивая с дивана маленькую подушку, чтобы устроить на ней голову. – Я всегда здесь сижу. Мама тоже не понимает, чем пол лучше, но мне на диване слишком мягко и жарко. Попробую въехать в эту дораму, я вчера что-то так задумался, что ничего не понял. Тут что-то про бессмертную девчонку, которая совершила проступок, и ее отправили жить жизнью обычного человека, чтобы искупить свою вину.
Лун Ань бросил взгляд на экран, где всех персонажей показывали в традиционных ханьфу. Он не любил костюмированные дорамы, да и вообще редко находил время на просмотр чего-либо, но сейчас это почему-то не казалось чем-то важным. Он отставил свою чашку на столик и встал с дивана, в следующее мгновение опустившись рядом с Ван Цином на пол.
– Ты чего? – удивленно спросил тот.
– Ты сказал, что здесь удобнее.
Ван Цин рассмеялся и выдернул из-под головы подушку, придвигая ее по краю дивана ближе к Лун Аню и снова переводя взгляд на экран.
– Тогда устраивайся. Как думаешь, жизнь обычного человека действительно так плоха, что бессмертные используют ее в качестве наказания за какие-то грехи? Смотри, они там просто в ужасе.
За окном продолжал лить крупными каплями дождь. Этот звук и тепло Ван Цина совсем рядом успокаивали и убаюкивали. Пахло деревом, влагой и травяным чаем. Лун Ань пытался вникнуть в сюжет дорамы, но не мог сосредоточиться на ней. Ван Цин сполз чуть ниже и положил голову на диванную подушку. Лун Ань осторожно поправил ее, чтобы ему было удобнее, и сам не заметил, как заснул.
* * *
Воздух пропитался тяжелым запахом крови и жженой плоти. Поднявшийся ветер утягивал за собой крупные хлопья черного пепла и сухую пыль.
Никого не осталось. Он шел мимо сожженных построек, мимо человеческих тел и напуганных лошадей, которые метались из стороны в сторону без седоков.
– Учитель! – надсадно кашляя, прохрипел он. – Кто-нибудь!
Никто не отзывался, вокруг была звенящая, пустая тишина.
Перед глазами все размывалось, их нещадно жгло и щипало от гари и слез. Дышать получалось лишь урывками, и каждый глоток воздуха заставлял легкие сжиматься и болеть.
Картинки смазывались и неслись на огромной скорости, при этом все чувства, все ощущения были явными и живыми: боль в груди, ярость, надсадно бьющееся сердце, за которым сложно было расслышать иные звуки, страх за своих близких, горе из-за разрушенного поселения, которое стерли в пыль. Это был их духовный дом, и теперь враги пришли к его стенам, чтобы уничтожить.
Учитель… Фа Шэньхао… Это
