Юрий Никитин - Придон
Десятки тысяч пар глаз пронизывали его взглядами, как остриями стрел. Придон вскинул руки, потряс в бешенстве, а в тучах грозно прогремело.
– Что с нами? – повторил он яростно. – Мы, дети богов, рожденные, чтобы пройти до края света… и заглянуть за край, уже пируем? Совершили так мало и – пируем? Неужели нам надо так мало?
Взгляды все так же кололи тело, но теперь Придон ощутил, что острия больше Не вонзаются, не углубляются, не рвут ткани, не пронизывают внутренности, вызывая страх плоти и темный ужас близкой смерти.
– Неужели нам так мало надо? – повторил он уже почти растерянно. – Неужели мы… такие?
Все в молчании смотрели, как он развел руками, голова упала на грудь. Оруженосец схватил коня под уздцы и повел прочь. Конь мотнул головой, вырвал повод из рук человека. Придон подобрал узду, однако ехал все так же бесцельно, раскачиваясь в седле, как от сильнейшей боли.
Впереди побежал зловещий красный отблеск, а тень его коня удлинилась и протянулась почти до горизонта. Устрашенный, он резко повернулся в седле.
Огромная куча сокровищ занялась с трех сторон, а воины с криками швыряли факелы, стараясь забросить повыше. Несколько человек метнулись к соседней куче, поджигали ее, состязаясь, кто быстрее.
Костры запылали гигантские, жаркие, от них пошли волнами запахи дорогих масел, благовоний. Мебель из драгоценных пород дерева горела даже лучше, чем из простых, ярко полыхали редкостные ткани, ковры, картины, а янтарные стулья и столики рассыпались с безумным треском, разбрасывали искры, вспыхивали ярко и пугающе. Полыхали сундуки и ларцы, плавились ажурные золотые изделия, превращаясь в серо-желтую кипящую массу, с сухим треском рассыпались в горячую пыль самоцветы, плавились и превращались в пузыристое месиво редкие по красоте жемчужины, ожерелья.
Воины с криками набегали к исполинскому костру и, закрывшись ладонью от слепящего жара, швыряли в огонь горсти золотых колец, браслетов. Придон видел, как один вспорол седло, выгреб оттуда пригоршню перстней с крупными камнями, отнес в огонь, а потом, вернувшись, обнаружил забившееся в дальний уголок колечко, устыдился и с проклятием понес его так резво, что едва сам не влетел в бушующее пламя.
Аснерд довольно скалил зубы. Придон ощутил, что с плеч свалилась гора. Воины словно бы стали крупнее, выше, в глазах разгоралось пламя, улыбки шире, а смех – звонче и чище.
– Все может предать человек, – проговорил за их спинами Вяземайт, голос волхва был задумчивый, – но… не песни!
– Песни? – переспросил Придон. – При чем тут песни?
– Песни, – сказал Вяземайт, – что внутри нас.
Придон перевел дыхание.
– Если бы ты сказал про мои песни, я бы тебя прибил!
– А у тебя и нет песен, – ответил Вяземайт строго. – Это не ты складывал слова так, что обретали божественную мощь. Это боги сами, через твое тело… к нам, к людям. Да, Придон, боги говорят с нами только так. Через нас.
Придон возразил:
– Но ты же волхв? Должны говорить через тебя?
Вяземайт покачал головой, глазами указал на священнодействие у костров. Люди смеялись освобожденно, обнимались, целовались, хлопали друг друга по голым плечам и, красуясь один перед другим, швыряли в огонь драгоценности, на которые могли бы купить целые города.
– Видишь? – спросил Вяземайт. – Боги снова сказали свое слово через тебя. Никому не дано предугадать, через кого возгласят в следующий раз. Но тебя, как видно, избрали…
Аснерд сказал сварливо:
– Эй-эй! В волхвы я его не отдам!
Костры еще догорали, сладковатый запах сгорающих благовоний теперь казался трупным запахом, но конные отряды стремились уйти как можно скорее, дальше. Позади их общий стыд, помрачение, насланное колдунами проклятой Куявии, и каждый горел желанием поскорее смыть кровью врага временное поражение, падение в презренную куявскость.
Войска уходили вперед на рысях, а некоторые и вовсе галопом. Впереди вся Куявия, впереди все ее богатства, а главные из них – победы! Мелкие победы – над врагом, большие – над темными демонами в себе, которых стараются пробудить могучие колдуны Куявии.
Аснерд в сопровождении десятка героев догнал Придона, тот снова возглавил передовой отряд. Воевода сиял, крупное лицо лоснилось довольством.
– Нет, – громыхнул он, как вбил молотом в землю деревянный кол, – мы чего-то стоим!
– Чего-то, – согласился Придон.
– Придон, ты не понимаешь! Ведь не ты велел сжечь это все… отягощающее не только наши карманы, но и честь, имя! Это сожгли они, они!.. Ты и рта не успел раскрыть, как они уже, устыдившись, бросали факелы в эти кучи! Думаю, что, если бы еще сутки, они сами бы это все… вот так…
Вяземайт слушал внимательно, Придон не успел ответить, волхв сказал значительно:
– Это значит, что боги в каждом из нас. Только в Придоне успевают раскрыть рот чуточку раньше.
Аснерд подумал, согласился:
– Потому и не спорим, что уже… готовы. А так бы хрен убедил меня перевязь с алмазами в огонь! Хорошая была перевязь. Двойная кожа, прошитая крепко, как раз по мне, даже подгонять не надо.
– Оставил бы, – усмехнулся Вяземайт. – Ты же – бер! Тебе можно.
Аснерд поморщился, Вяземайт плещет языком дурное, только бы что-то брякнуть, сказано – волхв. Видно же, что ему, Аснерду, как раз и надо быть образцом, на него смотрят, о нем рассказывают детям и молодым воинам, с него берут пример.
– Я бы не бросил, – буркнул он, – если бы сам не решил… бросить. Придон просто раньше рот открыл! А у меня, того, рот, а не какой-нибудь клюв!
По всей Куявии пронесся, как табун огненных коней, страшный слух о непонятном сожжении награбленных сокровищ. Люди выходили из домов, на городских площадях собирались толпы. Все потрясенно судачили о причинах, всяк толковал по-своему, но каждого оглушила сама мысль, что диким артанам впервые не нужна добыча. Что им нужно что-то другое… Но что, что может быть выше и ценнее награбленных сокровищ?
Артане двигались в глубь страны, как половодье, что затопляет села, города и даже крепко запертые крепости. Двигались, словно ослепленные только им видимым знаменем, не останавливаясь, пренебрегая сокровищами, что оказывались в их власти. И вся Куявия дрогнула и устрашилась такого страстного и необъяснимого порыва. Города начали сдаваться один за другим. Сдавались даже раньше, чем начинался приступ, сдавались, посылая вперед самых знатных и уважаемых, что становились на колени у обочины дороги, едва завидя скачущих всадников, протягивали ключи от городов.
Куявские войска сдавались наперебой, ибо сдавшиеся уже переставали для артан существовать как противники. Ими пренебрегали, и можно было, присягнув на верность артанам, тут же расхищать то, что гордые артане побрезговали взять в качестве законной добычи.
