Канцелярская крыса. Том 2 - Константин Сергеевич Соловьев
«Скоро я стану выглядеть как зловещий призрак, тень самого себя, – уныло подумал он, пряча улыбку. – Неудивительно, что люди шарахаются, когда видят меня в этом лакированном гробу на колесах. Локомобили Канцелярии, пожалуй, вызывают здесь те же эмоции, что и кладбищенские вороны, а уж люди, которые в них разъезжают…»
– Расскажите мне про угольщиков.
Этим он заслужил еще один удивленный взгляд второго заместителя.
– Зачем? Разве вам не приходилось с ними сталкиваться в разных уголках света? Едва ли угольщики Нового Бангора чем-то отличаются от своих собратьев по несчастью.
– У меня есть подозрение, что это именно так. Просто расскажите мне про них. Так, как если бы я вовсе ничего не знал.
– Используете какой-то новый прием?
– Вроде того, мистер Беллигейл. Возможно, ваши слова станут ключом, который отпирает один хитрый логический замок…
Прозвучало в меру загадочно и, видимо, вполне в духе таинственного полковника Уизерса. Поскольку мистер Беллигейл не выразил удивления или скепсиса.
– Расскажу, – согласился он. – Хоть и без особой охоты. Сами понимаете, у нас на острове это не самая любимая тема для разговоров. Честно говоря, многие и вовсе считают опасным поминать угольщиков. Мол, это притягивает их внимание. Ерунда, конечно.
– Начнем по порядку, – мягко, но настойчиво сказал Герти. – Откуда они появились?
Смешок мистера Беллигейла походил на скрежет жесткой металлической щетки по оружейному стволу.
– Этого никому не дано знать, полковник. Некоторые говорят, прибыли вместе с британскими поселенцами. Другие утверждают, что угольщики были и среди полли, задолго до того, как остров включили в Британскую Полинезию…
– Брехня, – не очень почтительно отозвался Муан с заднего сиденья. – У нас, конечно, всякие болезни бывали. Слоновья болезнь, сыпучая лихорадка… Но вот угольщиков на острове не было, пока бледнолицые не появились.
– Не будем разбираться в первопричине, – торопливо сказал Герти. – Так значит, среди угольщиков свирепствует болезнь?
Он успел малодушно порадоваться: дело приобретало зримые очертания. Про болезни угольщиков ему доводилось слышать и в Лондоне. Мельчайшая угольная пыль, неизбежно попадавшая в легкие рабочих, постоянно занятых обжигом, с годами оседала там, вызывая ужаснейшие расстройства дыхания и мучительную смерть. Герти даже вспомнил название из какого-то журнала. Антракоз, «шахтерская астма». Если все дело в этом…
– Это не всегда считалось болезнью, – произнес мистер Беллигейл, щелкая пальцем по манометру, чтобы проверить давление в котле. – Если не ошибаюсь, некогда бытовало мнение, будто это сродни проклятью…
– Наши шаманы тоже об этом болтали, – пробормотал Муан. – Мол, угольщиком делается тот, кто нарушал свои табу. Только, как по мне, больно уж это наказание суровое…
– Допустим, это болезнь. – Герти нетерпеливо дернул плечом. – Что нам о ней известно?
– Немногое, – отозвался мистер Беллигейл. – А проще сказать, почти ничего. К некоторым людям она цепляется, а некоторых – обходит стороной. Как лепра, или чума, или…
– Ну и какие у нее симптомы?
В этот раз на него с удивлением взглянули оба – и мистер Беллигейл, и Муан.
– Симптомы очень просты, полковник, трудно спутать. Человек сгорает заживо.
– Ну конечно… Ужасный жар, лихорадка…
– Нет. – Мистер Беллигейл улыбнулся одной стороной рта, отчего Герти ощутил противнейший зуд, точно сидел не на обтянутом кожей кресле, а на термитнике, полном голодных и злых насекомых. – Они и в самом деле сгорают. Кто за пару лет – те, говорят, легко отделались. Некоторые горят гораздо дольше. Десять лет, двадцать…
– Слышал я об одном угольщике, который дожил до пятидесяти. – Муан почесал пятерней свой подковообразный подбородок. – Говорят, он был похож на тлеющее бревно, которое вытащили из костра. Где он шел, оставалась дорожка из пепла. А если ступал на палас или ковер, то сразу можно было выкидывать. Даже на половицах подпалины оставлял, вот как…
– Домыслы, – возразил второй заместитель равнодушно. – К тому моменту он давно был бы мертв. Тело сдалось бы гораздо раньше. Поражение внутренних органов, отказ почек, болевой шок, наконец…
– Они… горят? – Герти порадовался тому, что не видит в зеркале локомобиля собственного лица. В эту минуту, должно быть, на нем застыло довольно глупое выражение.
– Не так, как чучела на пятое ноября[52]. Скорее тлеют. В любом случае зрелище не из приятных. Уверяю, увидев вблизи угольщика, вы еще нескоро закажете себе бифштекс!
Герти ощутил легкую дурноту, хотя его желудок уже несколько часов был пуст. Едкая отрыжка невыносимо отдавала жасмином.
– Как это возможно?
– Это сродни спонтанному самовозгоранию, полковник. Сложный химический процесс, окисление в жировых тканях. В человеке ведь немало жира, полковник. Меньше, чем в свече, но все же. Этот жир становится пищей для огня. Ну а сам человек исполняет роль своеобразного фитиля.
– Сгорание заживо? – недоверчиво спросил Герти.
– Растянутое на годы. Впрочем, тут уж кому как повезет. Говорят, зависит от конституции и обмена веществ. Некоторые сгорают как порох, в считаные месяцы. Это везунчики. Другие могут годами тлеть.
– Но ведь это… ужасно! Это…
– Должно быть. – Острые плечи мистера Беллигейла приподнялись на дюйм и опустились. – Может, потому из десяти угольщиков девять имеют обыкновение сводить счеты с жизнью, не дожидаясь, когда болезнь примется за них всерьез. Это ведь чудовищная пытка – кормить своим телом пирующий внутри огонь. Стократ более мучительная, чем муки сжигаемой ведьмы. Та, по крайней мере, мучится лишь несколько минут…
– И нет никаких лекарств от этой ужасной болезни?
– Этот огонь нельзя потушить. Хотя некоторое время медицина и пыталась совладать с болезнью угольщиков. Внутривенные впрыскивания, специаль-ные мази для изоляции очагов возгорания, асбестовые повязки, морские купания… Все тщетно. Если этот огонь селится внутри тебя, то уже не оставит, пока не превратит в кучу золы.
– Незавидная участь, – пробормотал Герти. – Страшная…
– Вся их жизнь – одна нескончаемая мука. Чтобы облегчить боль, угольщики пытаются глушить ее всем, что только удается раздобыть. Морфий, опиум, рыба… Но все это дает им лишь небольшую передышку.
В горьком выхлопе локомобиля Герти почудился смрад горелого мяса. Столь явственный, что он едва поборол позыв перегнуться через борт, как поступают мучимые морской болезнью пассажиры корабля.
– Несчастные бедняги, – только и выдавил он.
Мистер Беллигейл неодобрительно покосился на него.
– Лучше воздержитесь от того, чтобы выказывать им сочувствие, полковник. По крайней мере, в обществе.
– Это еще почему? Или здесь предосудительно сочувствовать несчастным, заживо пожираемым адским пламенем?..
Локомобиль мягко остановился на перекрестке, пропуская следующих через дорогу пешеходов. Среди них выделялся долговязый и похожий на торшер автоматон с бессмысленно-дружелюбным выражением лица, деловито несущий ящик вина. У самого тротуара он споткнулся и выронил свою ношу. Жалобно зазвенело битое стекло, по брусчатке разлились маслянистые винные лужи. Нимало не смутившись, автоматон подобрал
