Украденный наследник - Холли Блэк
Мы идем целый день, стараясь не пересекать границу леса. Мы не делаем привалов, опасаясь, что он настигнет нас, и ужинаем, на ходу вытаскивая из сумок съестные припасы. Но с наступлением ночи замечаем, что к нам навстречу что-то движется.
Палочники. Жуткие и громадные пауки, состоящие из веток и колючих сучьев. Чудовища с широко раскрытыми ртами, чьи тела созданы из обожженной коры, а зубы – из камней и льда. Внутри них торчат части человеческих тел, словно кто-то взял смертного и, словно куклу, разобрал на куски, а потом склеил их вместе в жутких сочетаниях.
– Бежим в лес, – командует Тирнан обреченным голосом. Он смотрит на меня, потом на Оука. – Сейчас же.
– Но… – начинает принц.
– У нас нет коней, – напоминает ему Тирнан. – Пешком от чудовищ не убежать. Единственное, что мы можем сделать, – это попробовать добраться до укрытия. Будем надеяться, что ваш безумный план все же сработает.
Мы перестаем сражаться с лесом и углубляемся в него.
Пробегаем мимо огромного черного валуна, затем под деревом, которое позвякивает, грозясь уронить нам на голову сосульки. Оглянувшись через плечо, я с ужасом понимаю, что палочники нагоняют нас. Они движутся быстрее, чем я ожидала.
– Сюда. – Оук указывает на поваленное дерево, наполовину скрытое снегом. – Прячемся. Рэн, залезь в укрытие как можно глубже. Возможно, они не увидят нас и побегут дальше.
Тирнан опускается на колени, кладет меч на снег рядом с собой и жестом приглашает меня лезть первой. Я скрючиваюсь в углублении под стволом и смотрю в небо, усыпанное звездами и освещенное ярким серпом месяца.
И на сокола, который пролетает мимо.
– Они следят за нами с воздуха, – предупреждаю я.
Оук озадаченно следит за моим взглядом и тут же понимает, о чем я говорю.
– Тирнан! – хрипло шепчет он.
Тирнан вылезает из укрытия и, вскочив на ноги, бежит прямо к палочникам. В это же мгновение раздается крик сокола.
– Уводи ее отсюда! – кричит он принцу.
В следующую секунду со стороны деревьев в нас летит град ледяных стрел.
Одна из них приземляется рядом с моей ногой. Я останавливаюсь так резко, что поскальзываюсь и валюсь в снег.
Оук тянет меня за руку, помогая подняться. Из его рта вырывается череда перетекающих друг в друга ругательств, как человеческих, так и фейрийских.
Чудовища приближаются. Я все отчетливее различаю корни, извивающиеся внутри их тел, кусочки кожи, немигающие глаза и гигантские каменные зубы, напоминающие клыки.
– Не останавливайся, – кричит Оук и разворачивается, обнажая меч. – Мы почти добрались до Цитадели. Если кто и способен остановить леди Ноури, то это ты.
– Я не могу… – начинаю я.
Он оборачивается и смотрит мне в глаза:
– Давай!
Я бегу, но вскоре прячусь за деревом и достаю из сапога одолженный нож. Пусть я не так искусна в бою, как Оук, но зато на моей стороне свирепость. Я заколю все, до чего смогу дотянуться, а если что-то подберется слишком близко, то укушу за то место, которое будет больше всего похоже на горло.
Однако мой план тут же идет под откос. Как только я выхожу из-за дерева, стрела царапает мне ногу, сдирая кожу. Уродливое существо движется в мою сторону, снова натягивая тетиву. Оно прицеливается мне в голову.
В это мгновение откуда-то сбоку выпрыгивает Оук и рассекает оружие палочника надвое, после чего пронзает его живот. Существо открывает рот, но не успевает издать ни звука, потому как Оук размахивается и одним ударом сносит ему голову. Палочник взрывается фонтаном грязи, ягод и крови, забрызгивая снег вокруг себя.
Оук выглядит спокойным, но его глаза снова горят безумным огнем сражения. Я думаю о том, что отец, которого он хочет спасти, – красный колпак. Интересно, как он обучал его искусству боя? Окунал ли Оук свою шапку в чью-то кровь?
К нему приближается еще несколько палочников, из которых торчат когти, клыки и куски чужой плоти, а также блестящие ледяные стрелы и потемневшие клинки.
И хотя Оук прекрасно владеет мечом, сдержать всех одному воину не под силу. Но он явно готов попытаться.
Оук бросает взгляд в мою сторону и шепчет одними губами:
– Прячься.
Я забираюсь за черный валун и стараюсь не дышать. Каменный лес настолько переполнен магией, что у меня кружится голова. Пульсация заклинаний отражается от деревьев и веток, от папоротников и камней. Одно дело – слышать рассказы об этом месте, но совсем другое – оказаться здесь самой, почувствовать его вокруг себя. Весь лес зачарован.
Прежде чем успеваю понять, что происходит, заклинание поглощает меня. Я будто оказываюсь внутри камня. Чувствую, как он сжимает меня со всех сторон. Мои мысли текут неторопливо, словно мед.
«Позволь мне снова обрести плоть! Мне! Мне!»
Слышу два голоса, и они рокочут так громко, что я прикрываю уши ладонями, хотя слова раздаются у меня в голове. Их необузданная сила ударяет меня, словно электрический ток. Этот валун некогда был королем троллей, но солнце обратило его в камень. У него есть близнец, и он стоит где-то в глубине леса. Заточившее их заклятье распространялось до тех пор, пока не накрыло весь Каменный лес. Я чувствую его на ветках сосны и в расколовшемся надвое голубом фрукте. Оно настолько мощное, что я не понимаю, как не распознала его суть раньше.
Между деревьями проносится шепоток предвкушения, словно кто-то задерживает дыхание. И этот кто-то хочет, чтобы я продолжала.
Мысленно тянусь к корням заклинания, которые плотно оплели все пространство вокруг меня. Оно проистекает из первоначального проклятья всех троллей – обращаться в камень под действием солнечного света. Со временем магия ослабла, и тролли Эльфхейма снова стали обретать плоть с приходом ночи. Однако чары, с которыми я столкнулась сейчас, существуют с тех давних пор, когда волшебство еще не успело потерять свою мощь. С тех давних пор, когда тролли превращались в камень навеки.
Магия и гнев попавших в заточение королей троллей питали заклятье, и оно росло, пока не пленило весь их народ, а затем и их потомков.
Я чувствую, как магия пытается оплести меня, затянуть в свое сердце так же, как до этого нас стремился поглотить лес. Мне кажется, словно меня хоронят заживо. Я как будто прорываюсь сквозь землю и раздираю волосяные корни, которые хотят опутать меня, подобно змеям. Но даже когда я выбираюсь на свободу,