Из глубин - Вера Викторовна Камша
– Как Дикон! – прошипела девица Окделл. – Он тоже брал и жрал. И у короля, и у… герцога Алва.
– Айри, милая, – Катари прикрыла глаза, сегодня она выглядела еще хуже, чем вчера, и это вызывало подозрения, – не равняй своего брата с Рокслеями или Приддами. Ричард всецело предан делу Раканов и памяти отца, он не мог иначе.
– Ничему он не предан! – глаза девушки сверкнули, а пальцы сами собой скрючились в поисках подходящей морды. – Он сам говорил, что Раканы никому не нужны, отец ошибался, а Монсеньор – хороший человек.
– Это правда, – кивнула королева, – герцог Алва – хороший человек, хоть и пытается это скрыть.
– Ваше величество, – щеки Айри пошли багровыми пятнами, – ваше величество, вы его любите?
– Кого его? – хрипло переспросила Катарина Ариго.
– Монсен… герцога Алва?
– Не знаю, Айри, – тихо произнесла Катарина, – женщине трудно любить человека, который ее не любит. Вернее, не ненавидеть, ведь наша ненависть – это тоже любовь, только обиженная… Или страх за тех, кого любишь.
– Значит, вы его ненавидите? – серые глаза впились в голубые, но Катарина не дрогнула.
– Ненавижу? За что? Если мужчина не любит женщину, дело не в нем, а в нелюбимой. Если ты не нужна, этого не исправишь.
Тут лисичка права, если тебя не любят, ничего не поделаешь. Ты можешь перетравить всех женщин и искупать любимого в касере. Переспать он с тобой, может, на безрыбье и переспит, но от такой «любви» лучше повеситься.
– Ваше величество, – похоже, Айрис решила колотить в чужую дверь не только ногами, но и головой. – Вы поможете герцогу Алве?
– Как? – пролепетала Катарина. – Если б я могла, я бы постаралась… Но я не могу. И ты не можешь. Герцога может спасти лишь он сам. И, возможно, Лионель Савиньяк, только он далеко.
– Ну нельзя же, – Айрис отпихнула книгу, та свалилась на затканный полевыми цветами ковер, – нельзя же просто сидеть… Мы должны что-то сделать! Должны!
– Мы можем молиться, – покачала головой королева, – поверь, это немало.
– Нет, – девица Окделл явно не собиралась уповать на Создателя, – то есть… Вы моли́тесь, а я… Ну почему Дикон такая дрянь неблагодарная?!
– Ричард еще очень молод, – Катарина вздрогнула. – Дай мне шаль, пожалуйста.
Айрис с готовностью бросилась за расшитой тряпкой. Она умела только любить и ненавидеть. Не прошло и полугода, как Катари добилась любви, а братец – ненависти.
– Вот, ваше величество, – девушка сунула благодетельнице белый комок, – только все не так. Я младше, и я никого не предам. Никого и никогда!
– Ты другая. – Катарина сморщилась, как от боли, и вновь улыбнулась сухими губами. Белая шаль с лиловатыми гиацинтами шла ей поразительно. – Совсем как мой кузен… герцог Эпинэ. Он тоже никогда не предаст, даже тех, кого следовало бы.
– Герцог Эпинэ спутался с Раканом, – упрямо тявкнула Айрис, – он тоже изменник.
– Айри, милая, – прошелестела королева, – не надо об этом кричать. Этим ты никому не поможешь и ничего не исправишь. И потом, что плохого сделал Альдо Ракан? Он честно воевал за корону, которая принадлежала его семье, а Робер ему помогал. Твой отец считал так же, иначе бы он не восстал; неужели ты считаешь предателем и его?
– Мне отец ничего не говорил… – Айри нахмурилась. – Но он был генералом, а генералы не должны предавать своего короля.
– Конечно, – улыбнулась королева, – но жизнь порой спутает любые нити. Эгмонт Окделл был лучшим из людей, которых я знала, добрым, благородным, честным…
– Отец был добрым, – согласилась дочь, – это правда. Но он был глупым, иначе он… Он никогда бы не женился на матушке!
– Девочка, – королева поплотней запахнулась в шаль, ее и в самом деле трясло, – девочка моя, только крестьяне женятся по любви, да и то не всегда. Мы любим одних, а жизнь проживаем с другими, с этим ничего не поделаешь, ничего…
По лицу Катарины текли самые настоящие слезки, Луиза невольно шмыгнула носом, ощупала собственную физиономию и поняла, что она ничем не лучше королевской. Вот ведь бред…
– Я выйду замуж за того, кого люблю, – отрезала Айрис, – или умру.
– Мне тоже так казалось, – пролепетала Катарина, комкая белую бахрому, – но пришлось… Ты же знаешь, мной заплатили за жизни тех, кого я любила. Правда, я не понимала до конца, на что иду.
– А я – понимаю, – выпалила Айрис. – Ричард – предатель, а его Ракан – никакой не король… Я так этому кукушонку и сказала. И еще скажу!
Глава 5
ТАЛИГОЙЯ. РАКАНА (б. ОЛЛАРИЯ)
ТАЛИГ. ТРОНКО
399 год К.С. 2-й день Осенних Молний
1
Его высочеству-величеству требуется маршал, а не интриган, только маршал сейчас бессилен и бесполезен, а интриган может и выиграть. Если повезет. Эпинэ никогда не были сильны в политике, даже дед, но Робер получил немало уроков от Хогберда, Енниоля, Адгемара, Люра и, в конце концов, от самого Альдо. Теперь пришел черед Иноходца поставить цель выше дружбы, чести, совести и чужих жизней, потому что свою придется беречь. По крайней мере, до конца заварухи.
Робер сам не понимал, когда окончательно решился на предательство. Когда пил ледяную воду в Старом парке после визита в гайифское посольство? После очередного разговора с сюзереном? Или началось с заикающегося Реджинальда Ларака, который больше не мог смотреть на затопившую Олларию мерзость?
Первый маршал возрождаемой Талигойи поправил шпагу и принялся интриговать, для начала раскланявшись с озабоченным грядущей коронацией Айнсмеллером. Иноходец с наиприятнейшим лицом заверил черноокого палача в том, что полностью разделяет все его опасения, однако помочь при всем желании не может, ибо такова воля короля.
Покончив с цивильным комендантом, Эпинэ сжал зубы и подошел к маркизу Салигану, дневавшему и ночевавшему за карточным столом. Величайший неряха прежнего и нового дворов просиял и, как и следовало ожидать, предложил дорогому герцогу нанести визит Капуль-Гизайлям. Вот и отлично! Интриганы должны быть вхожи к куртизанкам, иначе какие же они интриганы?
Иноходец заметил, что слышал о баронессе от Ричарда Окделла, но юный герцог был весьма сдержан в своих рассказах. Салиган заржал и объяснил, что речь идет об очаровательной, хоть и безумно дорогой жене и безопасном добродушном муже. Робер выразил желание незамедлительно познакомиться со столь примечательной четой. Салиган осклабился и небрежно смахнул с вишневого бархата перхотинки. Волосы маркиза последний раз вкушали воду и мыло чуть ли не при Франциске Великом, но их обладателя это не смущало. Робера тоже – лучше заношенный шейный платок, чем испакощенная совесть, впрочем,