Брюсова жила - Василий Павлович Щепетнёв
– Ничего себе воздушечка, – сказал он, потрясенный. – Только зачем же ведро портить? Оно вроде как общественное, чтобы люди пили, а вы – дырявить. Нехорошо.
– Ты дурачка не строй, Саня. Будешь плохо себя вести – вторую пулю получит собака.
– А вот это совсем нехорошо. Ещё взрослая.
– Взрослая… – протянула она с усмешкой. – Сколько же мне лет, мальчик?
– Не знаю. Для меня все, кому больше века, одинаковы, – простодушно ответил Санька.
– Вот, значит, как… – на мгновение лицо у Дины стало не то, чтобы старым, а – без возраста. Как у древней статуи. – Ты, получается, совсем не простой мальчик.
– Какой есть.
– Хорошо. Но собаку-то ты любишь?
– Не то слово.
– Дети – они в любви преданные. Иногда это сила, иногда слабость. Так вот, когда твои дружки достанут то, за чем они в колодец лазили, мы просто поделимся. Раз уж из-за тебя Федя в колодец спуститься не может, будет только справедливо – поделиться.
– Насчет справедливости говорить не буду ничего, но угрожать Джою нехорошо. Я за Джоя боюсь.
– Вот видишь…
– А когда я боюсь, я делаю иногда просто совсем лишние вещи, – и Санька вытащил рогатку.
Первой гайкой он выбил револьвер из руки Дины, а ещё четырьмя расстрелял блестящую машину. На пять выстрелов ушло меньше тех секунд. Не стоило ей Джоя трогать – пусть даже на словах.
– Ты… Ты Стрелец! – яростно сказала она.
Санька не ответил. Стоял, готовый в любую секунду продолжить огонь. Эта Дина – тоже штучка непростая, не Тихий Федор. Она и без револьвера может что-нибудь учудить. От револьвера хоть знаешь, чего ждать, а что-нибудь – штука неизвестная, потому опасная втройне.
– Что за шум? – раздался голос Корнейки. Поднялся из колодца. Ну, наконец.
– Да это я… погорячился…– Санька действительно, пожалел о разгромленном автомобиле. Машина-то причем? Впрочем, ничего очень уж плохого он не сделал – прострелил шины. Хотел поначалу всю изрешетить, но остановился. А шины, шины – дело поправимое. Взял, да и заклеил. Она, Дина, наверное всякие штучки знает. А не знает – пешком уйдет. До заката времени много, успеет.
– Да уж… А, Диана свет Васильевна, здравствуйте!
– Я знала, что кто-то из лицеистов здесь точно замешан, – Дина потрясла рукой, из которой Санька выбил револьвер. – Стрельцы сами собой теперь не заводятся.
– Бывает, и заводятся, – возразил Корнейка, помогая Пирогу ступить на землю. – А вы все молодеете.
– Да уж стараюсь, – Дина подняла голову гордо, мол, смотрите, завидуйте.
Но Корнейка потерял к ней интерес. Наклонился над Федькой, посмотрел в лицо, подержал за руки, покачал головой.
– Быстро же вы человека обработали.
– Время не ждет, лицеист, время не ждет. Вы его мне оставите, или как?
– Отчего ж и не оставить… Только бы и вы оставили, Диана Васильевна.
– Что?
– Да дело это. Не выйдет ведь, особенно теперь. Сами понимаете.
– Это ещё как посмотреть. Да и в любом случае я-то не в проигрыше буду.
– То-то и оно, – вздохнул Корнейка, и, обращаясь к своим сказал: —
Возвращаемся на счет четыре.
Они вернулись.
В сарая даже пылинки толком не улеглись – отсутствовали они всего-то двенадцать минут. Двенадцать минут – а сколько событий. Но все выглядели спокойно, а Джой так и зевал. Говорят правда, собаки от волнения зевают. Или от скуки. Или спать хочется. Или есть.
– Ты Джоя кормил? – спросил на всякий случай Санька Корнейку.
– Вчера вечером. Мясом один раз в день кормят, когда вволю. Иначе не усвоится. Такая у хищников конституция.
Вот она, привычка. Совсем не думаешь о Джое, как о хищнике.
– Ты про Джоя заговорил, чтобы оттянуть главное?
– Не то, чтобы оттянуть… Не знаю, как подступиться. С чего начать, в общем.
– А как придется, так и начинай.
– Диана Васильевна – это кто? Я сначала думал – поджучарник высшего полета, а теперь засомневался.
– В какую сторону засомневался? – поинтересовался Корнейка.
– Думаю, она – наемник при жучарах, а вообще-то сама по себе.
– Вполне возможно. Иногда Диана Васильевна делает странные вещи. Казалось бы, что ей жучары? Ан, нет…
– Вы бы без загадок сказали, что за Диана Васильевна? – попросил Пирог. – Я и видел ее всего ничего, не о, что Санька, и боюсь – в жизни больше такую красавицу не встречу.
– Ох, лучше бы, действительно, не встречать. Ничего хорошего встреча с Дианой Васильевной не сулит.
– Ну, я-то с ней справился, – скромно сказа Санька.
– Это она так… поддалась немножко. Хотела и тебя охмурить, к себе в пажи записать. И ещё поток магической силы мешал.
– Да кто она, в конце концов, такая – Диана Васильевна?
– Сама она хочет, чтобы ее считали сестрой Ивана Грозного. Ничего невероятного в этот нет, хотя по другим сведениям она – дочь графа Калиостро и княжны Таракановой.
– Той, которая утонула при наводнении?
– Той, о которой распустили слухи, будто она утонула при наводнении. На самом деле княжна просто исчезла, и Екатерина Вторая до самой смерти пыталась ее разыскать, но так и не смогла.
– Все равно, получается, что ей – то ли триста лет, то ли четыреста.
– Получается.
– Она – маг? Волшебница?
– Да. Самородок-одниночка. Иногда, действительно, работает по найму, особенно если ее интересы совпадают с интересами нанимателя.
– Триста лет…
– Они даром не даются, триста лет. Чтобы продлить жизнь на год себе, нужно этот год у кого-нибудь отнять. Это при равенстве возрастов. Когда ж тебе за триста – обмен идет год за десять.
– Да кто ж с ней меняться будет?
– Находятся…
– А если…– Саньке говорить не хотелось, но – нужно. – А если наш Медведь и чирковские пацаны жучарами специально для этой… Дианы Васильевны… чтобы молодости ей подкачать?
Корнейка подумал.
– Ей нужды в том нет. Довольно добровольных пажей, хоть прочь гони, столько вокруг нее непонятливых вьется. А иногда и понятливых… Нет, скорее, ее другое влекло – Брюсова жила. Жучары ее нашли, дали провожатого, и ждали, что она…– тут он замолчал.
– Ты не тяни, говори, зачем ей Брюсова жила. Да и тебе тоже.
– Ну, зачем. Ясно, зачем. Вы оба были внизу, видели Чашу. А в этой чаше энергии столько, сколько только может содержать вещество Много тонн вещества. Огромная энергия. И ее можно использовать – хоть целиком всю, хоть частями. Если уметь, конечно. Умение есть часть магического искусства.
– Но почему ты не взял эту чашу в прошлый раз?
– Не мог. Я и в этот раз ее не взял. Мне ее