Эндрю Фукуда - Охота

На солнце набегает сплошная пелена облаков. Его лучи еще пробиваются на землю, но вскоре исчезают.

Пустоши погружаются в серую мглу умершего дня.

Бен хватается за меня. Ему страшно.

Я смотрю на его пухлую ладонь. Экипаж налетает на кочку, и мальчик почти падает на меня.

— Все нормально, — говорю я.

— Что?

— Все нормально, — кричу я, перекрикивая ветер, — все будет хорошо.

Он поднимает на меня глаза. Губы у него сжаты в тонкую линию, два ручейка стекают по лицу, оставляя след в засохшей грязи. Он кивает, потом еще раз, продолжая на меня смотреть.

Я отворачиваюсь.

Одно дело — задумать что-то подобное, и совсем другое — выполнить.

«Не забывай».

Я натягиваю вожжи, заставляя коня остановиться. Бен вопросительно смотрит на меня.

— Слушай, — говорю я, глядя прямо перед собой, — иди внутрь.

— Там нет места.

— Есть. Мне надо побыть одному, ладно?

— Почему мы остановились? — Эпаф высовывается из окна.

— Он пойдет к вам, — небрежно отвечаю я, — тут нет места.

Я спрыгиваю, жестом предлагая Бену последовать за мной.

— Тут тоже нет места, — отвечает Эпаф. — Вроде бы вы до сих пор нормально умещались.

— Почему бы тебе не заткнуться? — взвизгиваю я.

Они все выбираются наружу, в воздухе нарастает напряжение. Я смотрю на Дэвида и Джейкоба по обеим сторонам от Эпафа.

— Не можешь драться без помощников?

— Заткнись! — кричит уже Эпаф.

— Успокойся, Эпаф. — Сисси тоже спускается из экипажа. — Он тебя провоцирует.

— А без нее не знаешь, что тебе делать?

Он подбирается, готовясь прыгнуть на меня — я вижу, как его ноги сгибаются в коленях, как рот вот-вот растянется в оскале, — но в этот момент слышится звук рога. С запада, со стороны Института.

На секунду мы все настолько поражены, что просто смотрим друг на друга. Потом медленно поворачиваемся на звук.

Ничего не видно. Горизонт утонул в сером мраке.

Заунывный, протяжный вой повторяется.

— Что происходит? — спрашивает Эпаф. — Что это за звук?

Все смотрят на меня.

— Охота, — говорю я. — Они идут.

— Это просто ветер дует в валунах, — пытается возразить Эпаф, указывая на неаккуратную груду из пяти камней неподалеку от нас.

Никто ему не отвечает.

— Вон, — говорит Бен. Он стоит на сиденье кучера и, как флюгер, показывает пальцем вдаль. Тон у него почти небрежный.

— Я ничего не вижу, Бен, — произносит Сисси.

— Вон там, — повторяет он более взволнованно. Испуганно, пожалуй.

И тут мы все это видим. Облако пыли на горизонте.

У меня внутри будто открыли люк, в который проваливаются все мои внутренности.

Охотники приближаются. Как быстро.

Я стараюсь не думать о Пепельном Июне. О том, как она сидит в холодной темной яме и надеется…

Кто-то хватает меня за шиворот.

— Тебе придется кое-что объяснить. — Это Эпаф. — Что происходит?

— Отцепись, — выкрикиваю я, ударяя рукой назад.

Мой локоть попадает ему в скулу. Его голова запрокидывается, но он тут же наклоняет ее вперед, его глаза загораются бешенством. Он бьет в ответ, кулак у него неожиданно тяжелый и твердый как камень. Прежде чем я успеваю что-то сделать, он бьет меня в живот, так, что я не в состоянии дышать. Я сгибаюсь пополам, падаю на колени. Но он еще не закончил. Он пинает меня в ребра. Перед глазами у меня все вспыхивает.

— Ты слабак! Тощее чучело! Тебе не хватит сил сдуть пух с одуванчика даже под угрозой смерти!

«Приведи геперов обратно».

— Объясни, что это! — орет он.

Я сплевываю кровь. Плевок расплескивается по грязи, как птичий след. Перед глазами все еще бело.

— Они приближаются!

— Кто они?

— Охотники!

Молчание. Я не осмеливаюсь поднять голову и посмотреть им в глаза.

Раздается вой. Не одинокий, а слаженный хор.

Моя кровь. Они ее почуяли.

— Спасибо тебе, недоумок. Теперь они точно знают, где мы.

— Нет. Не мы, а ты. — Эпаф поворачивается к остальным. — Оставим этого здесь. Сами уедем в экипаже. Это…

— Нет, — говорит Сисси.

— Но, Сисси, мы…

— Нет, Эпаф! Ты прав, мы не можем ему доверять. Он не все нам рассказал. Но именно поэтому мы не можем его и оставить. Нам нужно его знание. — Она подходит ближе, поднятая ее шагами пыль сыпется на меня. — Он выжил. Это мы точно знаем. Если он выжил, значит, нам стоит держаться к нему поближе, вдруг это поможет выжить и нам. — Она впивается в меня взглядом. — Так что говори. Что нам делать?

Я встаю, и мой совсем было поникший боевой дух вдруг оживает.

— Мы встретимся с ними лицом к лицу и будем сражаться. — Я отряхиваю пыль с одежды. — Мы застанем их врасплох тем, что не станем бежать. Этого они от вас никак не ожидают. Они ждут, что вы будете слабыми, трусливыми, неорганизованными — все, что угодно в этом роде, — но только не что вы встретите их лицом к лицу и ответите ударом на удар.

Эпаф пытается меня перебить:

— У нас нет шанса…

— Есть! Я видел, как вы управляетесь с метательными кинжалами и копьями. Вы можете серьезно их ранить. Они не ожидали, что вы так хорошо научитесь владеть оружием — вам его дали только для красоты. Посмотрите, нас больше, чем их. Осталось всего три охотника. Нас шесть, и у нас есть пять излучателей. Мы можем справиться, можем перебить их. И тогда между нами и безопасностью Купола не будет никаких препятствий.

— Ты псих! — кричит Эпаф. — Ты не представляешь, на что они способны. Один из них сильнее и быстрее, чем десять нас. Так что мы в меньшинстве на самом деле. Шесть против тридцати. Их больше, они сильнее, быстрее. Драться с ними — самоубийство.

Эпаф прав, я знаю это. У нас нет никаких шансов справиться с охотниками. Но единственная надежда спасти Пепельный Июнь — это постараться вместе с геперами проскочить мимо охотников и добраться до Института. Однако для этого мне сначала надо убедить геперов остаться на месте и сражаться, а не убегать. Если мы решим бежать, Пепельный Июнь умрет. Вот так просто. Но если мы будем драться, есть какая-то надежда спасти ее. И не важно, насколько эта надежда мала.

Эпаф резко поворачивается к Сисси.

— Надо бежать. Прямо сейчас. Мы оставим его здесь, он их отвлечет, и мы сумеем от них оторваться.

Я качаю головой.

— Ты не понимаешь. Бегство даст вам минут двадцать, в лучшем случае. Меньше. Конь устал, он скакал весь день. Они вас догонят, рано или поздно.

Они умолкают. Они знают, что я прав. Бен, все еще на козлах, плачет. Даже конь принимается жалобно ржать, глядя на облака.

Сисси подходит ко мне.

— А что насчет карты? — Меня поражает ее тон, ее спокойствие, несмотря на ситуацию.