Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
– Как старик Пфиффер и его кот, – сказал Карлман. В Арве тоже было что-то особенное, она походила на Гризельду, как Райцкер на Одилия – коты будто впитали необыкновенные качества хозяев.
– Мы все очень сожалеем, что твоя мать умерла, – внезапно сказала Гризельда, сочувственно глядя на него. – Еще в «Старой липе» было заметно, как ей плохо, и все боялись худшего, пусть Одилий и искусный целитель. Он сделал все, что мог, но битву с болезнью проиграл. Святые трюфели, ее коснулось что-то не от мира сего, нечто мрачное и холодное… Ты, должно быть, ужасно по ней скучаешь.
Карлман ничего не ответил, лишь уставился в темноту, растроганный сочувствием и нежным голосом Гризельды.
– Паутина в мозгу… Порой мне кажется, что мама и не уходила, – вдруг выпалил он, сам того не ожидая. – По крайней мере, ушла не насовсем, потому что я видел ее, и не только во сне.
Выражение серых глаз Гризельды изменилось. Взгляд стал острее и глубже, напомнив Карлману взгляд старика Пфиффера. Девушка словно видела сквозь все препоны и проникала в самую глубь.
– Где ты видел Бедду? – спросила она.
Голос ее доносился будто бы издалека, но в то же время звучал у Карлмана в голове. Теперь это был другой голос, суровый и требующий ответа.
– Сначала в моей комнате в доме дяди, – охотно объяснил он, – я тогда спал или дремал. Подумал, мне все приснилось. Но когда мы уезжали из Зеленого Лога, я увидел ее в саду Гортензии – она смотрела нам вслед. – Поколебавшись, Карлман все же сказал то, что его тревожило: – Я испугался тогда, а не обрадовался. Мне кажется, тот, кто ушел навсегда, не должен возвращаться.
– Некоторые, потерявшись, возвращаются, – ответила Гризельда, – как твой дядя. Мы надеемся на возвращение многих, но и боимся их появления. Вспомни сына Кремплингов из Звездчатки. Есть живые и мертвые, а еще нечто среднее, что трудно распознать, ведь оно умеет скрываться.
– Бульрих был жив, а моя мать умерла у меня на руках, – сказал Карлман, сглотнув подступивший к горлу ком. Он словно погрузился в глубину и не знал, как выплыть.
– Ты видишь ее, – ответила Гризельда, – а Фиделия – маленького сына. Так же, как Энно, который пришел с тобой, видел Блоди и бледное дитя. Все, кто ушел, остаются с нами на веки вечные, порой они находятся совсем рядом. Иногда, бывает такое в году, живых и мертвых отделяет лишь туман. Послезавтра как раз наступит такой день, и границы между мирами станут тоньше, чем когда-либо.
Эти загадочные и зловещие слова мог бы произнести старик Пфиффер. Гризельда с первой встречи показалась Карлману особенной, было в ней что-то непонятное и даже немного пугающее, что еще сильнее ощущалось в эти минуты.
– Что мы можем сделать? – робко спросил он.
– Будьте бдительны и ищите выходы. Возвращайтесь к прошлому, чтобы понять его, но и прокладывайте новые пути вглубь, в неизвестность, не бойтесь перемен.
– Но в чем тогда наша цель? У нас в Холмогорье всегда все было хорошо, – возразил Карлман. – Мы, квендели, не любим перемен.
– Но мы больше не можем делать вид, что ничего не замечаем. Мы столкнемся с неизведанным, возможно, уже на Празднике Масок. Самое позднее – зимой, в те длинные ночи, что лежат между годами, между царством теней и миром света. Позволь, я тебе кое-что покажу, – добавила она.
В последних словах прозвучал призыв. Гризельда развернулась и шагнула под арку, не дожидаясь, пока он последует за ней, – кошки уже были там.
«Во сне мы бессильны», – вздохнул Карлман, сдаваясь: происходящее казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой. То ли во сне, то ли наяву он пошел следом за Гризельдой. Свет погас, а рокот раздавался все ближе.
После нескольких поворотов коридор привел их в просторный зал со множеством арок, под которыми угадывались лестницы, ведущие в глубину. Темноту немного рассеял мерцающий свет – на четырех стенах на железных скобах крепились большие факелы. Карлман заметил, что странный рокот, который он слышал, – это потрескивание пламени и свист ветра, проникающего в зал. Где-то неподалеку наверняка был выход наружу. Подземный зал выглядел более древним, чем стены, возведенные над фундаментом замка. Карлман вспомнил о подземном склепе в лабиринте и задумался, не скрывается ли под холмами целый город, построенный в древности людьми или другими столь же высокими народами.
Но теперь им завладели квендели. Карлман с изумлением увидел, что над каждой дверью и на стенах висят маски Холмогорья. Они были древними и грубоватыми, но по ним можно было безошибочно определить, из какой они местности и что изображают: лица квенделей со страшными и смешными гримасами, а еще морды животных и других существ. Были среди масок и забавные, и даже несколько изящных, однако грозных и суровых оказалось больше всего. И Карлман не стал спрашивать, отчего так.
Все эти полуголовы, гротескно уродливые, кривые, изогнутые и перекошенные, с косыми глазами и оскаленными зубами, часто рогатые, с косматыми волосами и бородами, когтями и шипами, торчащими из лбов, щек, носов и подбородков, – все эти страшные лики служили Винтер-Хелмлингам защитой, отпугивая зло. Самыми коварными духами на Празднике Масок в Баумельбурге до недавнего времени считали призраков приближающейся зимы. В день зимнего солнцестояния маски надевали снова, чтобы не подпускать злых духов до самой весны, когда возвращалось солнце и призраки тьмы наконец отступали. Но что же, ради всех жителей Холмогорья, скрывалось под Фишбургом? Что за ужасная опасность угрожала из недр земли, чтобы на защиту требовалась целая армия масок, несущих вахту круглый год?
– Нам сюда, – сказала Гризельда, показывая на проход, у которого остановилась – у арки в противоположной стене. Слева и справа от нее присели кошки, застыли в торжественной неподвижности, будто каменные идолы. Карлман пересек комнату, нервы его были натянуты, как веревка, и увидел глядящие на него отовсюду свирепые лица – они будто исполнились злобного удовлетворения от того, что молодой квендель и в самом деле решил спуститься в подвалы замка.
Гризельда, легко ступая, летела по ступенькам. Она бежала так же плавно, как Арва и Райцкер. Карлману было нелегко поспевать за ними, ведь факелы освещали лишь несколько пролетов впереди. Однако не успели квендели погрузиться в полную темноту, как впереди снова забрезжил свет – они попали в винный погреб. Карлман не ожидал, что мрачная лестница приведет их в столь безобидное место. На длинных полках стояли затянутые паутиной
