Сто страшных историй - Генри Лайон Олди
Если честно, его присутствие на острове вряд ли бы что-то изменило.
Прибыв к месту назначения, стражники выяснили, что и голова, и тело бесследно исчезли. Не считать же следом оборванный клок волос, которыми голову Ловкача привязали к шесту?! Допрос ссыльных прошёл впустую. Островитяне заверяли, что ничего не видели, ничего не трогали и понятия не имеют, куда делись останки. Судя по их огорчённому виду, они говорили правду. Умирающие от голода люди уже предвкушали дополнительную награду. А теперь что? Теперь ничего.
Исчезновение останков было не в их интересах.
Разве что, допустил я, кто-то решил, что целое — ну, почти целое! — тело, которое можно зажарить и съесть, куда лучше десятка рыбин или мешочка крупы. Тем паче рыбу и крупу придётся делить на всех, а украденное тело достанется одному, самому хитроумному.
— Им веры нет! — хрипел Яманака, кланяясь. — Все они преступники и людоеды! Любому из них соврать — что монаху молитву прочесть….
Когда он закончил, я с разрешения Сэки Осаму допросил стражников, обнаруживших пропажу мертвечины. Следы крови? Нет, не заметили. Виноваты, господин! Охранялось ли тело ночью? Ссыльные утверждают, что нет. Вбили, мол, шест, привязали голову, запекли рыбу на углях от сигнального костра, съели и разбрелись спать. Проснулись, вернулись на мыс, а тела уже нет.
И головы нет.
Моя собственная голова уже начинала пухнуть. Вопросов с каждым часом становилось всё больше, а ответы…
За ответами мы и плыли.
— Всем отойти от пристани! — рявкнул кто-то из стражников.
Я моргнул. Оказывается, мы уже подходили к острову. На знакомом дощатом причале столпилось десятка два тощих оборванцев. Сейчас они с неохотой пятились, подчиняясь приказу, и разглядывали нас, сгорая от любопытства.
2
Хороший вопрос
Место для лагеря выбрал инспектор Куросава.
В виду моря, но не у самого берега, в трёх сотнях шагов от пристани, обнаружилась ровная — ну, относительно ровная! — каменистая площадка. С юга её огораживали корявые обломки скал высотой в полтора человеческих роста, похожие на выщербленные зубы. С запада уходил вверх крутой склон. Север и восток были открыты всем ветрам и досужим взглядам, но лучшего места не нашлось.
Какое-то прикрытие есть, и на том спасибо.
Ссыльные толпились поодаль: переминались с ноги на ногу, переговаривались хриплым шёпотом. Меня пробрал озноб от мысли о том, что любой из них мог оказаться Ловкачом Тибой. Мужчина, женщина; презренный каонай, какие тоже имелись среди ссыльных… Похожий на скелет доходяга с замотанной тряпками головой. Приземистый коротышка: у него, похоже, сохранилось больше сил, чем у первого, но и он прятал отсутствие лица в тряпках. Если Ловкач неким хитроумным обманом убедил кого-то отрубить ему голову (кстати, чем?!), то, воплотившись в чужом теле, Тиба должен был лишиться лица.
А если убийца и до того был безликим? Что тогда?!
Пока слуги ставили палатки, я решил задать вопрос господину Сэки. Раньше я уже вертел в уме эту загадку философского, но также и практического толка: что произойдёт, если обычный, не служебный каонай убьёт человека? Но спросить не решился: начальство могло счесть мой интерес досужим любопытством, и вместо ответа я получил бы хорошую взбучку. Сейчас — другое дело. Сейчас мой интерес имел прямое отношение к дознанию.
Господин Сэки всё понял с полуслова.
— Хороший вопрос, Рэйден-сан. Я сам подумал о том же.
Старший дознаватель пожевал губами.
— Если каонай убьёт человека в порыве гнева, отчаяния или по воле случая — душа безликого отправится в ад, а убитый возродится в его теле. Обычное фуккацу с одним существенным отличием: оказавшись в теле каонай, убитый в течение трёх дней вновь обретёт лицо. Будда Амида мудрее нас с вами, Рэйден-сан. Если убитый невиновен, ему не до́лжно страдать без лица.
— Какое лицо он обретёт? Своё прежнее? Или лицо того человека, каким был каонай в предыдущей жизни?
— Увы, мне это неизвестно. Такие случаи — редкость. В документах, что мне довелось изучить, на это не было указаний.
— А если…
— Если жертва подстроила своё убийство путём обмана или посул, то убитый, возродившись в теле безликого, останется каонай. Наказание неизменно: корыстно пользуясь законом будды Амиды, теряешь лицо. Подобный случай за всю историю нашей службы был всего один. К счастью, он зафиксирован в документах.
Возможно, уже не один, подумал я.
— Мы с вами, Рэйден-сан, мыслим сходно. Здесь преступникам уже нечего терять. Но преступник-каонай… Ему нечего терять вдвойне. Он в аду — и после смерти тоже отправится в ад. Тиба мог убедить безликого, что незачем длить телесные страдания. Ад — это не только мучения, это ещё и хрупкий шанс на возрождение. Что, если Тиба предложил безликому не вполне обычный способ самоубийства?
— Или поклялся всеми клятвами, что если каонай согласится его убить, Тиба, к примеру, поможет семье безликого. У него остались припрятанные ценности?
— Наверняка. Но для этого Ловкачу потребовалось бы сбежать с острова.
— В своё время одному счастливчику удалось доплыть до берега. Правда, его быстро поймали. Но в облике каонай…
— Да, так легче затеряться.
— В лицо не опознают, потому что лица нет. Безликими брезгуют, их бьют и гонят прочь, или — куда чаще! — не обращают на них внимания. Вот только…
Я знал, что сейчас буду противоречить сам себе. Но мне очень хотелось поделиться своими мыслями с господином Сэки, пока он настроен благожелательно.
— Что — только? Договаривайте.
— Откуда он взял меч?! Я не верю, что это был мясницкий тесак. А даже если тесак?!
— Оружие — не наша забота. Этим вопросом займётся инспектор Куросава. Что-то ещё?
— Да, Сэки-сан! Как может человек добровольно лишиться лица?! Стать презренным каонай не по глупости или неосторожности, не в результате просчёта, а понимая, на что идёт?! И ради чего? Ради шаткой возможности быть не узнанным, если — если! — ему удастся совершить побег! Кто на такое пойдёт?!
Старший дознаватель молчал долго. Взгляд его сделался задумчив, устремился вдаль — туда, где облака истончались в белёсую кисею, готовые раствориться в небесах, как соль в воде. Когда я уже решил, что не дождусь ответа, господин Сэки заговорил:
— Вы даже не представляете, Рэйден-сан, на что готовы люди ради призрачного шанса. Шаткая возможность? Для иных это прочное основание их замыслов.
И без всякого перехода, привычным тоном:
— Допросы начнёте с безликих. Вам ясно?
— Да, Сэки-сан!
