Сказаниада - Петр Ингвин
– Мне нужно попасть в столицу кратчайшим путем. Лодку я на той стороне постараюсь продать, деньги каким-нибудь образом перешлю тебе или Яге Мирамиславовне.
– Не надо. Оставь их себе, мне деньги не нужны.
– Деньги всегда нужны, – попробовал он настоять, но Лада отмахнулась:
– Тебе нужнее.
Старики потихоньку добрели до ладьи, куда их заботливо подняли заждавшиеся гребцы.
Миг расставания был давно ожидаем и все равно застал врасплох. Прощаться не хотелось. Череда картинок перед внутренним взором рассказывала, как чудесно было вдвоем. Легко и просто. Что-то глубинное прорастало в каждом действии и требовало: остановись! Зачем расставаться, если можно этого не делать?! Счастье – тихое и спокойное, о котором мечтал, когда жил с Еленой – вот оно, рядом, только руку протяни. Никуда не нужно идти. Вернее, идти нужно вместе. Боги сказали Ладе вернуться домой, счастье найдет ее там. Может быть, ее счастье – с Георгием? Разве Елена сможет дать такое же счастье – искреннее, уютное и надежное, навсегда?
Ему боги сказали так: «Выполни данное тобой слово, и будешь счастлив». Ну-ну. Всего лишь проберись сквозь охрану дворца, убей Кощея Бессмертного и отбери у него суженую…
Очень хотелось быть счастливым. И счастье – не фигурально-виртуальное, а живое и настоящее – стояло напротив и ждало его решения.
Георгий не мог смотреть Ладе в глаза. Он может не сдержаться. Если в ее взгляде окажется просьба идти по жизни вместе…
Нет, Лада не примет его жертвы, даже если обрадуется где-то глубоко внутри себя. Или не простит ему измены самому себе. С ней сбежит (именно сбежит – от трудностей дальнейшего пути) не истинный Георгий, а слабый человек, который везде ищет лучшего и легко меняет шило на мыло, если на каком-то этапе мыло оказалось нужнее. Все знают, что витязь Егорий Храбрый ищет суженую. Он дал слово ее найти. Значит, он должен ее найти, и точка.
Да, он давал слово, но с другой стороны, он просто шел, как осел за морковкой, что висит на палке, которую сам привязал к своей шее. Что же важнее – изменить себе или изменить судьбу? Правильно ли расставлены приоритеты? Правильно ли они сформулированы? Может быть, счастье – не в принципах, которые мы придумываем сами, а в чем-то большем, что придумано для всех нас давным-давно? Не лги, не кради, не убий… Нет ничего важнее этого. Но. Сделал ли известный герой Достоевского, принципиальный и правильный князь Мышкин, кого-нибудь счастливым? Возможно, есть что-то главнее взятых на себя обязательств? Мораль и практический расчет – две крайности, за которыми с обеих сторон – пропасть. Совесть требует одного, здравый смысл – противоположного. А сейчас они оба жаждут остановиться и не мучить себя исполнением долга. С ума сойти: этот долг никому не нужен! Всем нужно другое!
И все же долг – понятие святое. Если нарушить один раз, обратного пути не будет, это все равно, что убить и решить: один раз – не убийца.
Тоже мне, «Святой Георгий» выискался. Скорее, Великолепный Гоша из старинного мультика – неуклюжий в решениях, потому что понимал жизнь неправильно.
И все же – Георгий дал слово.
С борта позвали. Георгий стряхнул оцепенение.
– Желаю тебе найти дочку, – сказал он, – и встретить достойного человека.
– Я уже встретила самого достойного, теперь будет трудно найти кого-то другого, потому что я буду сравнивать. А тебе желаю вернуть суженую и обрести счастье, которого ты заслуживаешь как никто. – Голос Лады дрожал, блестевшие глаза часто моргали. – Окажешься в наших краях – заходи, тебе всегда будут рады.
– Спасибо. Прощай.
– Нет. – Лада помотала головой: – До свидания. Так будет лучше.
На них смотрели чужие люди, и объятие, которого требовали сердца, не состоялось. Так надо. У обоих теперь отдельная жизнь, и любой порочащий слух приведет к трагедии.
Отплывавший корабль выглядел размыто. Оказывается, Георгий тоже не разучился плакать.
Лодку починили довольно быстро, уже через день ее спустили на воду, по ходу дела рассказав, что в столицу быстрее всего попасть через Гевал. Георгий поблагодарил и предложил перевезти с собой всех, кого вместит лодка. Оказалось, что женщин и детей уже отправили на попутных судах, а мужчин обещано забрать следующим рейсом, для них оставят места.
Отправляться в ночь Георгий посчитал неразумным, сказались недавние приключения. Последний раз поев бесплатной каши и погуляв по пустынному берегу, он вернулся в лодку и заснул, когда в небе уже горели звезды. Завтра в путь. В столицу. За Еленой.
Уже что-то снилось, когда в голове вспыхнуло от боли, сознание раскололось и погрузилось во тьму.
***
– Очнулся? Это хорошо, а то казалось, что я перестарался.
Фома правил лодкой, сверху жарило солнце, парус едва колыхался – в такую погоду даже ветер ленился.
Затылок ныл от боли. Судя по всему, там огромная шишка. Поерзав и оглядевшись, Георгий обнаружил себя связанным по рукам и ногам, без доспехов и оружия.
– Все лишнее я продал, – объяснил Фома, заметив рыскнувший по лодке взгляд. – Это первый взнос от тебя. Дальше придется заплатить за все.
Георгий закрыл глаза. Захотелось умереть.
Как глупо все повернулось. Вернуться бы во вчерашний день и все изменить. А еще лучше вернуться в тот далекий день, когда Георгий вошел к синьору Валентино с картонным сердечком в руках. Нет, лучше во вчера, и не отпускать Ладу. Сказать ей все, что лежало на сердце. Отныне для Георгия Елена была синицей в небе, перефразируя старую поговорку под новые обстоятельства, а Лада, еще вчера, – журавлем. Вчера она была рядом. Стоило только протянуть руку. Как же хотелось вернуться назад и сказать то, что верное слову сознание всеми силами отпихивало, но сердце…
А сердца плакало.
А Фоме хотелось поговорить.
– Ты сказал, что не убивал Соловья. Не верю, но допустим. И что же? Он тебя не отпускал. Ты все равно ушел и своим уходом разрушил дело, которое кормило много людей. Неужели ты думал, что это никак не аукнется? Без тебя и без Соловья все пошло прахом, молодежь отправилась на большую дорогу грабить и насильничать, как в былые времена, но мы с Титом не смирились. Оставшихся денег хватило, чтобы добраться до богов и узнать, где тебя искать. Теперь ты наш должник. Если есть что-то в загашнике, говори где, и разойдемся миром. Но сумма должна удивить. Если нет – извиняй, придется отработать.
– Тита я видел, – произнес Георгий, – а Прокопий где?
Фома брезгливо поморщился:
