Из глубин - Вера Викторовна Камша
– Мы одни, я вас слушаю.
– Монсеньор, – лицо Ларака стало отчаянным, – Монсеньор… Я говорю с вами, потому что моя хозяйка… Моя бывшая хозяйка и другие люди… Я служил в казначействе и жил у мещан… обеды мне приносили из трактира…
Очень трогательно, зато теперь наследник Окделлов нигде не служит и живет в особняке Ворона.
– Сударь, – блеющий толстяк на дорогой лошади выглядел тошнотворно, – я вас не понимаю.
Реджинальд что-то проглотил, видимо, не до конца, так как сглотнул еще разок.
– Сударь, я должен вам сказать… Альдо Ракан принес Талигу и Олларии неописуемые несчастья!
– Что вы имеете в виду? – Робер уставился на собеседника, словно видел его впервые. Услышать такое от сына Эйвона?! Не от Дика, видевшего Варасту и лес Святой Мартины, а от этого хомяка чернильного? Реджинальд истолковал удивление Робера по-своему.
– Я все равно скажу, – выпалил разбушевавшийся толстяк, – а потом можете отдать меня Айнсмеллеру как предателя. То, что вы делаете, это, это…
Ритором кузен Дика был никудышным, слов ему не хватило, а может, он испугался собственной смелости. Робер придержал и так идущего шагом Дракко:
– Сударь, вы можете говорить совершенно свободно. Обещаю, ваши слова дальше меня не пойдут.
– Нет, – замотал головой Ларак и окончательно побагровел, – вы должны сказать. Ваш долг – сказать его величеству…
Он говорит, только Альдо не слышит. Сюзерен живет в придуманной им Ракане и не желает знать Олларию.
– Реджинальд, – вот так смеешься над кем-нибудь, не принимаешь в расчет, а он куда порядочней и смелей тебя, – я говорил с его величеством, и я буду говорить еще и еще, но вы должны понимать…
А что он должен понимать? Что ошалевший от нежданной удачи чужеземный, именно чужеземный, принц со сворой негодяев переломал тысячам людей жизнь? К лету от Альдо останется не больше, чем от прошлогоднего снега, но повешенные не воскреснут, даже если Айнсмеллера разорвать на куски.
– Я понимаю, – пробормотал Реджинальд, – то есть понимал… Я был в Надоре, когда пришли королевские войска, я все видел… Они были грубы, бесцеремонны, но все по закону. Один сержант и капрал… Они изнасиловали двух служанок… Их расстреляли… Был такой капитан Вайспферт, бергер… Он сказал, что Надор – это Талиг, а они не вариты, чтоб мстить женщинам. И расстрелял.
Герцог Эпинэ, почему ваши войска ведут себя как чужие? Скажите королю или пустите меня к нему! Пусть меня посадят в Багерлее, но я все скажу!
– Ну, скажете, – не удержался Робер, – а дальше что?
– Он… – глазки Ларака стали почти большими. – Он знает?
Знает, но не понимает. Не от жестокости, от уверенности в своем праве и в своих будущих силе и славе.
– Сударь! – не отставал кузен Дикона. – Нужно что-то делать. Люди гибнут, вы… Вы понимаете, что скоро начнется голод, а потом бунт? Неужели вы станете вешать голодных?
– Реджинальд, мы почти приехали. – Почему виконт все понимает, а герцог – нет? Хотя Ларак старше Дикона лет на десять, он и Эгмонта помнит, и то, что было после. – Вы во многом правы, мы еще об этом поговорим, а пока – молчите. Словами вы ничем не поможете, а дело для вас найдется. Обещаю.
– А что я могу? – толстяк выглядел удивленным, не испуганным, а именно удивленным. – Я – никто, бывший чиновник бывшего казначейства.
Глава 2
ТАЛИГОЙЯ. РАКАНА (б. ОЛЛАРИЯ)
399 год К.С. 21-й день Осенних Волн
1
Высокая глухая стена, из-за которой торчат деревья, наверняка помнящие самого маршала Эктора, массивные ворота, привратницкая, больше похожая на донжон, и гербы, гербы, гербы…
Кем надо быть, чтоб поместить на щит морскую гадину? Или изначально спрут был чем-то более приятным? Кто знает, как возникли символы Высоких Домов, но смысл в них наверняка какой-то имелся; древние ничего не делали зря, это потом люди стали великими путаниками.
Сержант Дювье стукнул бронзовым кольцом в могучую створку. Привратник был на месте и, похоже, знал гостей в лицо, поскольку без лишних вопросов загремел запорами. Не прошло и получаса, как узкая дверца распахнулась, явив миру здоровенного детину в лиловом и сером, за плечами которого маячило еще несколько вояк. И как только Вальтер Придд угодил в Закат при такой-то бдительности?
– Чем могу служить? – пробасил приворотный «спрут».
– Герцог Эпинэ с поручением от его величества, – отчеканил нахватавшийся дворцовой премудрости Дювье, хотя никакого поручения не было.
Спрут поклонился, однако с места не двинулся. Ворота открыли другие, столь же хмурые и почтительные. До сих пор оплакивают Вальтера или не умеют улыбаться?
– Сэц-Ариж, – Никола не одобрит, ну и ладно, – проводите виконта Лара к герцогу Окделлу и возвращайтесь.
Приказание Жильберу не понравилось, но возражать при чужих слугах он все же постеснялся. И на том спасибо.
– Здесь врагов нет, – друзей тем более, но Спруты гостя в своем доме не тронут. Не так воспитаны и не то время. – Вы меня поняли?
– Да, Монсеньор, – заверил борец за Великую Эпинэ. Южане развернули коней, окружая Ларака, северяне приналегли на окованные бронзой створки. Робер не любил звуков задвигаемых запоров у себя за спиной, но в нынешней Олларии двери открытыми не оставляют.
Иноходец молча спрыгнул с Дракко на почтенные квадратные плиты. В логове Приддов все было опрятным и старым, вернее, старинным. Представить на здешних воротах новенькие гербы? Да легче вообразить поющую каракатицу!
– Монсеньор ждет вас, – доложил пожилой слуга со шрамом через полщеки, – к сожалению, он не может спуститься.
– Я знаю, – бросил Робер и сделал шаг в полутьму. Грозно хлопнула чудовищная дверь, запахло траурными смолами. Спруты, как к ним ни относись, были в этом доме на своем месте, а вот он – нет.
Мягкий, прижатый медными прутьями ковер глушил шаги, похоронная тишина пеленала не хуже савана, слуги со свечами напоминали о выходцах. Неприятный дом, построенный неприятными людьми. И дело тоже неприятное.
– Сюда пожалуйте.
Еще одна захлопнувшаяся дверь. Запах кипарисовой хвои, закатные отблески камина, полумрак и тишина.
– Добрый вечер, герцог. Рад вас видеть.
Радости здесь уж точно не место, но вежливость обязывает, а положение – тем более.
– Добрый вечер, сударь. Как вы себя чувствуете?
– Благодарю вас, все в порядке. Присаживайтесь. Признаться, я не осведомлен о ваших вкусах. Какое вино вы предпочитаете?
– Красное. Я же южанин.
– Сейчас подадут, – рука с тяжелым кольцом-печаткой тянется к звонку. – Позвольте спросить, вы не голодны?
Завтрак Эпинэ остался дома, обед съел Никола, но ужинать первый маршал возрождаемой Талигойи будет не у Приддов. Если вообще будет.
– Благодарю вас. Только вина.
– Герхард, вы слышали? Подберите что-нибудь достойное и зажгите побольше свечей.
