Сто страшных историй - Генри Лайон Олди
— Хватит, я понял. У вас есть что добавить?
— Нет, господин.
Старший дознаватель уже собрался отпустить стражников, но вовремя поймал мой выразительный взгляд. Со всей возможной скромностью я отвесил поклон:
— Дозволено ли мне будет задать вопрос свидетелю?
— Спрашивайте, Рэйден-сан.
В присутствии стражников господин Сэки был со мной по-отечески доброжелателен. Вот всегда бы так! Да, знаю, тогда бы господин Сэки перестал быть господином Сэки. Но помечтать-то можно?
— Скажите, старшина… Вы заметили следы крови, когда осматривали тело?
Иосикава задумался, морща лоб и хмуря брови.
— Простите, господин, я не уверен. Было темно…
— Свет костра? Свет головни?
— Их было недостаточно, господин.
— Земля возле тела? Одежда убитого?
— Ещё раз простите, господин. Может, что-то и было. Не могу вспомнить.
— Шея убитого кровоточила?
— Нет, господин!
— Ссыльные не сказали вам, где именно они нашли тело?
— Нет, господин. А спросить я не догадался.
Он уткнулся взглядом в пол:
— Виноват!
— Что именно вы хотите узнать, Рэйден-сан? — вмешался старший дознаватель обычным брюзгливым тоном. — Поделитесь с нами.
— Слушаюсь, Сэки-сан! — я повернулся к начальству. — Понимаете, если Тибу убили там, где старшина видел тело, тогда неудивительно, что голова отыскалась неподалёку. В темноте её поначалу могли не заметить. Но тогда остались бы следы крови: на земле, на одежде убитого. Много крови! Пусть даже шея ко времени обнаружения трупа и перестала кровоточить…
— Продолжайте.
— Я допускаю, что старшина, потрясён увиденным, мог не обратить на это внимания. В неверном свете головни и костра? Вполне мог. Но также я допускаю, что крови и впрямь не было.
— Вы предполагаете, — вмешался инспектор, который до того молчал, — что Ловкача убили в другом месте? А тело перетащили на мыс, желая таким странным образом предъявить береговой страже?
— Да, Хисаси-сан!
— Голову тоже принесли? Тоже подбросили? Кто?
Я невольно подался вперёд:
— Что, если это сделал сам Тиба?
— Переродившись в теле убийцы? — если толстяки и впрямь, как говорят, тугодумы, к инспектору Куросаве это не имело отношения. — Я слышал, что сразу после фуккацу разум перерожденца как в тумане — и проясняется лишь со временем. Это так?
— В большинстве случаев, — откликнулся Сэки Осаму.
— Но не всегда?
— Не всегда. Нам знакомы и другие случаи.
«И вам тоже!» — едва не добавил я.
— Тогда версия, какую выдвинул Рэйден-сан, имеет смысл. Если после фуккацу Ловкач не потерял самообладания, он вполне мог сыграть с нами такую шутку. Это в его духе, насколько я могу судить. Осталось выяснить, кто убийца, в смысле, кто теперь Ловкач Тиба — и откуда в месте ссылки взялся стальной меч?
Меч, с отчаянием подумал я. До каких же пор стальные мечи и отрубленные головы будут преследовать несчастного Торюмона Рэйдена?!
— Можете идти, — приказал господин Сэки стражникам.
Отпустив свидетелей, он некоторое время молчал. Ни инспектор, ни тем более я не нарушали звенящую тишину. Наконец её нарушил хозяин кабинета:
— Мы выезжаем завтра утром. Нам могут понадобиться дополнительные сведения о Ямасите Тибе. Знакомства, связи, в первую очередь преступные. Возможно, он был знаком с кем-то из ссыльных. Я поручу нашему архивариусу заняться этим. К отъезду у нас будут все сведения, какие можно добыть за столь короткий срок.
Говорилось это, вне сомнений, для инспектора.
— Архивариус Фудо? — не замедлил отозваться Куросава. — Я нисколько в нём не сомневаюсь. До завтра этот достойный человек вывалит нам на стол всю требуху Ловкача.
Стало ясно, что у инспектора к этому времени будет в распоряжении не меньшая порция требухи. Люди правительственного надзора не уступали нашему Фудо в потрошении архивов.
Глава третья
Дом из листков бумаги
1
Долг перед Лазоревым драконом
Дома я велел Широно идти за мной на задний двор.
Втайне я побаивался, что Ран увяжется следом. Не хотелось ссориться с обидчивой женой, отсылая её прочь. Но мне кровь из носу требовалось побеседовать со слугой с глазу на глаз, без свидетелей. Тем более что отношения Ран и Широно за это время не улучшились. Они жили как кошка с собакой, стараясь встречаться пореже и не заговаривать без особой нужды.
Приказы жены — на первых порах Ран пыталась командовать слугой — Широно исполнял только в том случае, если приказ подтверждал я. Если же меня рядом не было, Широно молчаливым равнодушием к любым поручениям демонстрировал, что он не просто слуга, а личный слуга дознавателя, приданный оному дознавателю по распоряжению государственной службы. Значит, его забота — повиновение господину, начальству господина, возможно, сослуживцам господина, но не членам господского семейства, тем паче женщинам.
Видя, что эту палку ей не сломать, Ран перестала обращаться к Широно в моё отсутствие. Незаметность тэнгу играла Ран на руку: стараниями моей жены она превращалась в полную невидимость.
Думаю, Ран считала, что Широно нравится унижать её — ещё с первого знакомства. Как-то я попытался объяснить жене про больное место Широно — его гордость, уязвлённую поражением, закованную в тягчайшие цепи. Увы, я не смог этого сделать, не раскрыв тайну истории бродячего самурая, включая превращение в тэнгу. На подобную откровенность я не имел права, разве что с разрешения начальства и самого Широно.
В итоге я просто замолчал.
Разубедить Ран недомолвками и молчанием? Такой подвиг был не по силам и будде Амиде.
Мой отец никогда не отдавал приказов Широно. Матушка заменяла приказы просьбами — и не знала отказа. Не знала отказа и Каори — к моему изумлению, слуга исполнял любую блажь девчонки. Он даже катал её на плечах и фыркал, будто лошадь.
К счастью, ещё в воротах я предупредил Ран, что отправляюсь в дальний путь. Сопровождаю высокое начальство, сказал я. Когда вернусь? Не знаю. Не раньше, чем закончу дознание. Сейчас Ран была занята сверх меры, собирая меня в дорогу. Наш поход на задний двор её не заинтересовал. Судя по звукам, доносящимся из дому, дело спорилось. Одежда, более подходящая для путешествия, тёплый плащ от непогоды, шляпа (и только попробуй опять забыть!), перемётная сума, которую легко навьючить на лошадь, запасы еды, огниво в кошельке из кожи буйвола с серебряными застёжками (пусть спутники завидуют!) — мне не требовалось видеть сборы, чтобы понять: всё летает, готовится, укладывается.
Временами мой слух ловил голос матушки. Вряд ли Ран нуждалась в советах, но матушка беспокоилась — она всегда беспокоится, когда я уезжаю — и таким способом выражала свои волнение и заботу. Слов было не
