Жрец со щитом – царь на щите - Эра Думер
– Не подумай, что я не доверяю твоим рукам, но скажи, сколько раз ты проделывала этот трюк?
Филлия застенчиво улыбнулась, раскрывая губы Ливия. Она не дала ответ, и я всерьёз помолился богам, воздев очи к потолку. Филлия набрала воздуха, раздув щёки, как паруса, и подарила Ливию поцелуй смерти.
Я увидел, как задёргались в припадке конечности Ливия, а по подбородку потекла кровь. Филлия отстранилась, отхаркнула чужую кровь, вытерла губы, оставляя небольшие подтёки в уголках, и продолжила. Я поглядел на алые бутоны, раскрывавшиеся на полу. Крамольная мысль: вдруг Филлия добьёт Ливия? Посетовал, что зря мы всё это затеяли – в ноги влилась неестественная мощь, я дёрнул к паре, но заслышал шаги и направил силу к шторам.
Разведя их, столкнулся нос к носу с хозяйкой. Она несла тазик с замоченным в нём бельём.
– Добрый вечер, господин, у вас там всё в порядке? – спросила она, выглядывая из-за моего плеча.
Я был на нервах, и тревога наверняка отражалась на моём эмоциональном лице; глядя исподлобья, опёрся о стену и наклонился над тщедушной старушенцией. Она съёжилась, но её истинную натуру выдавали бегающие жадные чёрные глазки, как у крысы.
– У лацийских мужей с этим проблемы? – язвительно спросил я.
– О чём ты?
– В наших лупанариях хозяйка не пасёт посетителей, как скотину. Я слышал, как свидетельствуют первую брачную ночь царицы. – Я сложил руки на груди, сделавшись крупнее. – Я похож на царицу?
Хозяйка проскрежетала зубами, испепеляя взглядом. Не получив оправданий, процедил:
– Я киликиец, дева. Мы справляемся в постели без надзирательниц.
– Я всыплю этой безобразнице, – хозяйка схватила таз, обрызгав ароматной водой, – если она вновь посмеет сотворить из приличного заведения ведьмин шабаш.
С этими словами она зашаркала по коридору, неспешно подтягивая больную ногу.
Вернувшись в комнату, я обнаружил, что Ливий и Филлия спят. Я накрыл их одеялами, подобрал склянки, порошки и травы и спрятал в секретном углублении. Скрыв стыки дверцы, пригладил фальшивую панель с выскобленным ножиком словом, означавшим у завсегдатаев публичного дома излюбленную женскую часть тела.
«Какая выдающая надпись. Запомнить не сложно, – ухмыльнулся я и убедился, что груди обоих вздымаются в дыхании. – Так, Луциан, не забудь, дырявая твоя башка: ровно в полночь седьмого марта даёшь Филлии лекарство и читаешь заклинание. Так она выйдет из летаргического сна, который забрала у Ливия. Всё так».
Но день, полный соприкосновений с божественным, вскипятил кровь, отвинтил голову и перевернул мир вверх дном. Опьянение ворвалось непрошеной лавиной и вымыло остатки сознания. Глаза закатились, я свалился, ударился темечком о столик и отключился.
Из-за удара я потерял память. Всё, всё забыл.
690 г. до н. э., 7 марта, полночь, некрополь
Легионеры с щитами и мечами наперевес теснили панотиев. При нападении стрелков легион перестраивался шеренгами: вторая прикрывала щитами головы первой, третья – второй, и так до конца. Они образовывали убежище из щитов и, когда стрелы панотиев кончались, шли в ожесточённую атаку. Стягивая врагов вокруг себя, привлекали и брали их в ловушку. Панотии, на голову разбитые, бежали, побросав вещи. Однако в конце пути их встречала конница – пришпорив коней, всадники окружили панотиев и взяли нескольких дикарей в плен.
Ливия освободили. Я, уже протрезвевший, встал и с довольной улыбкой осмотрелся: чудеса случаются, однако. Маркус и его армия подоспели вовремя. Наша отважная команда осталась в порядке, разве что я нигде не видел Тейю: велел ей спрятаться, как начнётся заварушка, видимо, ей удалось.
Ливий побежал ко мне, и я расставил руки:
– Что, уже обделался со страху, что я тебя брошу?
Не взглянув на меня, он проскочил мимо. Я оскорбился и, вскинув указательный палец, потопал следом, поучая:
– Что ж ты такой скот и эгоист, шельма? Я пришёл, как герой Эней, не меньше, спасать твою никчёмную задницу, а ты мне ни «спасибо», ни «пожалуйста»? Да ты мне должен…
Он опустился на колени перед чем-то, что обступили легионеры во главе с центурионом. С холодком в груди я прошёл в центр круга и едва не потерял равновесие от потрясения.
– Это… как?
Ошеломлённый, я протянул руку к трясущимся плечам Ливия. Но вот магия: они прошли насквозь. Эфирные, они не всколыхнули и волоска на затылке Ливия. Обойдя его, окончательно обомлел и, качая головой, отступил, свалился, попятился, как от прокажённого больного.
– Боги… Боги! – надрывно шептал я. – Боги! Как это возможно?!
Ливий обнимал меня – сидевшего на коленях Луциана Корнелия Сильву, поддерживаемого анкилом и копьём, в который он вцепился мёртвой хваткой; из застывших очей вытекали блестящие слёзы, изо рта – кровь. Луциан, которого я наблюдал со стороны, кусая кожу ладони, чтобы не завопить от ужаса, был пронзён насквозь восьмью стрелами панотиев.
Ливий безутешно рыдал, а я не понимал, как так вышло. Я помнил, что стрелы попали в меня, но я встал – а значит, я дух. Бесплотное существо. Никто меня не замечал, но скорбели по пустой оболочке.
– Со стороны я ничего такой, конечно, – пробубнил я дрожащим от нервного смеха голосом, – но это, если вдуматься, сущий мрак. Я погиб.
Погиб. Безвозвратно.
Упорная и оптимистичная часть меня не желала принимать несуразный исход. Вскочив, окрылённый надеждой, я принялся выписывать круги вокруг шокированного Ливия и размахивать руками. Я старался ударить, ущипнуть, дёрнуть за тогу, волосы, ухо – лишь бы он почувствовал и прекратил оплакивать бездыханную оболочку. Она не принадлежала мне, это обман!
– Ливий! Ливий, я здесь! – Я скакал, как пустоголовый дурачок, пытаясь втиснуться между мёртвым телом и Ливием. – Убери от него руки – не надо утешать, я здесь!
Последние слова адресовал Маркусу, который сочувственно похлопал Ливия по спине. Мой бывший друг, словно подчинившись поэзии случайного пророчества, «лил слёзы над моей могилой». Его руки позорно дрожали, когда он обнимал мою голову. Слёзы капали, одна за другой. Допускал грешную мысль, что буду ликовать, если однажды увижу подобную картину… но она показалась мне горькой, как полынь в чистом виде. Будто разжёвывал мерзопакостный корень, делая вид, что наслаждаюсь.
На деле же у меня болело сердце, которое и вовсе не билось.
Я знал, что Ливий любил меня. Срамно потешаться над его скорбью. К тому же короткий жизненный отрезок, проведённый с ним бок о бок, всколыхнул и перевернул всё, что мне казалось делами давно минувших дней. Будто наша дружба – шрам на теле моей первой женщины, скрывавший тайну. Наше затянувшееся молчание разошлось по швам и закровило.
«Кирка Туций,
