Жрец со щитом – царь на щите - Эра Думер
«Орк забрал Антония Туция Квинта».
«Говорят, Плотий, лекарь Туциев, пропал без вести в лесу. Наверное, волки загрызли! Проклятая семейка».
«Да я-то один! Я – один! Я остался совсем один!»
Мне сдавило горло – словно в него напихали куски острых медяков, которые я не мог ни выплюнуть, ни проглотить. Чувствительные люди вроде Ливия называли это душевной болью.
С трудом, но поднялся, встал на негнущиеся ноги и попытался достучаться до сознания Ливия:
– Не сдавайся, Ливий. Твой ум спасёт наш Рим! – Коснулся плеча – рука прошла насквозь, и я чуть не упал на собственный труп. Обошёл и остановился лицом к лицу с рыдающим Ливием, обхватил его щёки, никак не воздействуя физически, и сломанным голосом сказал: – Я тебя заклинаю всеми богами – только продолжи проклятый путь. Не поддавайся соблазну опустить руки и захиреть. Ты сильный. Я на самом деле…
– Трогательно.
Я подпрыгнул на месте, как испуганный кот. На истерзанное тело равнодушно взирала Тейя. Оставив Ливия наедине с его горем, я уцепился за тонкую нить надежды и бросился к ней. Помахав перед лицом, разочарованно фыркнул:
– Она меня не видит.
Тейя развернулась, шурша одеждами. Она направилась в сторону погребального холма, и я, избегая горечи, что испытывал от вида Ливия, убивавшегося по моему бездыханному телу, последовал за ней.
Мы вошли в змеистый проход, освещаемый огнём, миновали коридор и вышли к погребальным камерам.
– Ох, бедняжка. – Я мученически прикрыл глаза. – Я не успел признаться, что загубил Филлию.
– Я знаю, – внезапно ответила Тейя. – И не маши руками перед глазами, это раздражает, Сателлит.
– Ты… видишь меня? – Во мне смешались потрясение и радость. – Но как? Я всё-таки не умер?
Тей облокотилась о плиту, свесила голову – чёрные кудри попадали на лицо, выражавшее что-то, что ускользало от моего прямолинейного мужского понимания. Она отошла в сторону, показывая надпись, высеченную на глиняной табличке, установленной над гробом.
– «Тейя Меттий, – прочитал я. – Любимая дочь и подруга».
У меня бы сильно застучало сердце, если бы ни было призрачно, как и остальное тело. Судьба Луциана Корнелия Сильвы удивляла, высекая искры из, казалось бы, изжившего себя огнива.
– Ты скончался, Сателлит. Тебя нашпиговали стрелами, как курицу – африканскими приправами, – произнесла Тейя. Её голос в помещении с низкими потолками звучал гулко, а силуэт, подсвеченный факелами, казался живым. – Я тоже когда-то умерла, но не столь трагично. Обычная хворь.
На ум сразу пришли слова Тейи: «Остию заселяют в основном торговцы и моряки. Поэтому в гавани вы не найдёте богатые домусы. Они строились на выселках, но семьи не задерживались в тех краях. Малярия».
– И давно ты так?
– Нелепый вопрос призраку. Мы не ведём счёт времени. Его для нас не существует, как и иных оков бытия.
– Почему мы с Ливием видели тебя?
Она пожала плечами.
– А Филлия? Она медиум?
С упоминанием её имени Тейя оживилась:
– Она видела нас с детства, ибо её род прокляли. По земле гуляет не так много призраков – у нас принято отправляться в Орк. Что до меня, это мой выбор. Так вот Филлия – мой единственный друг, даже если брать в расчёт жизнь. Была. – Тейя запрыгнула на плиту и поболтала ногами. – Она как-то говорила, что я особенная и меня могут видеть проклятые богами.
«Проклятые… богами? Круг врагов Корнелиев и Туциев сужается и сужается».
Меня посетил гений. Я бесцеремонно стиснул плечи Тейи с уговорами:
– Ливий тебя видит. Ты можешь прийти к нему и передать от меня весточку?
– Ты умер, чтобы задавать мне пустые вопросы? К чему теперь болтать, если двое киликийских умников умудрились за сутки навести в городе такого шороху, что оставили после себя сгоревшую таверну, поле брани и двух мертвецов?
– Мы не из Киликии, – признался я вскользь. – Каков ответ: можешь или нет?
– Нет. – Тейя вцепилась мне в запястья и оторвала от себя. Она потупила глаза долу. – Ты слушаешь, но не слышишь, Сателлит. Филлия чересчур положилась на свои силы и использовала рецепт, который мне неведом. Я не знаю, как разбудить её.
Я погрузился в думу. Мой разум навещали лишь воспоминания о том, как Ливий пачкается в крови моей бренной оболочки. Как плачет по тому, кто поносил его и его семью последними проклятиями, рычал и лаял на любое поползновение в его сторону.
Несправедливо. Это я должен был похоронить его – да с такими почестями, чтобы сами боги расплакались. На его долю хватило одиночества.
Земля затряслась. Я ухватился за надгробную плиту Тейи, прикрывшись от песка и камнепада: потолок осыпался от встряски. Факелы погасли вмиг, и мы с призрачной девой погрузились во тьму.
– За тобой пришли, – сказала Тейя. – Прощай.
Внутрь хлынули мощные ветряные потоки. Складывалось впечатление, что они подталкивают меня в спину, оттаскивая от камня, за который я держался. Ветра нарастали: становились сильнее и настырнее.
– Постой, Тейя! Ещё можно спасти Филлию. – Я назвал бранное слово, обозначавшее женское лоно. – Знаешь, где это?
– Катись в Орк, мужлан, – протянула Тейя.
Закатив глаза, я кратко рассказал про потайную сокровищницу в лупанарии и передал рецепт. Если Тейя Меттий узнает ингредиент и поделится секретом с Ливием, они вызволят Филлию из летаргического сна.
Тейя удивилась, но благодарно кивнул. Её волосы и лёгкие ткани даже не колыхнулись, а меня уже вовсю сносил ураган. Крылья Летуса разгоняли великие ветра. Тейя деликатно отцепила пальцы, посоветовав не сопротивляться.
Я притянул её за одежды и, задыхаясь, попросил передать кое-что Ливию. Приблизив губы к её уху, шепнул короткую фразу. На лике Тейи не дрогнул и мускул, она кратко кивнула, и я разжал пальцы.
Будто вокруг талии повязали верёвку и резко потянули. Я летел спиной вперёд. Пейзаж смазался, превратившись в звёздный вихрь, не осталось ни звуков, ни запахов. Ложных чувств и желаний – тоже. Наступил покой, какой испытывают птицы, падая камнем с небес.
Я вспомнил пророчество бога-химеры.
«Ты скоро умрёшь».
Что я могу сказать? Пророчество задним числом.
700 г. до н. э., вилла Корнелиев, перистиль
– Сегодня мой любимый друг появился на свет! – Ливий прятал что-то за спиной и нервно облизывал губы. Он так делал, когда готовился к важному шагу и перебирал в голове сотню негативных исходов. – Я сейчас умру от волнения!
– Ты так говоришь «любимый», – покривлялся я, забираясь с ногами на лавочку, – как будто у тебя есть и нелюбимые друзья, Ливий.
Я не удержался от шутки над чувствительным Ливием. Друг похлопал круглыми и жёлтыми, как смола, глазищами. Он съёжился – в складках юношеской туники исчезли даже очертания худосочного туловища. В гладких волосах блестели виноградные
