Украденный наследник - Холли Блэк
Помимо своей воли, смотрю на его лицо, такое расслабленное после сна, и вспоминаю, каково это – целовать его. Заставляю себя отвлечься от изгиба его губ и представить, как они искривляются в язвительной насмешке.
«Не хочу, чтобы она оставалась с нами», – вспоминаю его слова. И даже если где-то в глубине души он хочет этого, то лишь потому, что я, как и сказал Гиацинт, разменная монета.
Я делаю глубокий вдох.
– Ты же не собираешься и правда отослать меня прочь?
– Я должен так поступить, – отвечает он. – Как это ни прискорбно, наш план слишком опрометчив и рискован.
Интересно, верит ли он, что я не могу заснуть из-за мыслей о грядущем расставании с ним?
– Я знала это с самого начала.
– Не стоило тебя в это втягивать, – говорит он. Я слышу в его голосе нотки отвращения к себе. Видимо, он слишком устал и уже не может идеально отыгрывать свою роль. Вряд ли ему нравится то, что он собирается сделать. Он не такое чудовище.
– Я могу остановить леди Ноури, – напоминаю ему.
Он улыбается, и в его глазах загорается странный огонек.
– Если бы нам удалось избавиться от взаимного недоверия, мы бы стали отличной командой.
– Это было бы возможно, – соглашаюсь я. – Если бы мы друг в друге не сомневались.
Он осторожно прикасается к моей спине, отчего меня охватывает дрожь.
– Знаешь, что меня в тебе восхищает?
Я искренне не представляю, что за этим последует.
– Ты никогда не перестаешь злиться, – продолжает он. – Чтобы испытывать ненависть, нужна храбрость. Порой это все равно что надеяться.
Когда жила при Дворе Зубов, я не чувствовала себя храброй. Не чувствовала надежды. Я ощущала лишь отчаяние, когтями сжимавшее мне сердце. Я словно тонула в бесконечном море, захлебываясь соленой водой. Мне казалось, что еще одно мгновение, и я позволю себе погрузиться на дно, но каждый раз что-то заставляло меня снова барахтаться в попытке спастись. Возможно, это действительно была ненависть. Ненависть заставляет тебя жить дальше, даже когда веры в будущее уже не осталось. Я поражена, что Оук способен это понять.
– Ты станешь интересным Верховным королем, – говорю я.
В его взгляде мелькает тревога.
– Однозначно нет. Народ обожает Кардана и до ужаса боится моей сестры, а это чудесное сочетание. Надеюсь, они будут править Эльфхеймом в течение тысячи лет, а потом посадят на трон одного из дюжины своих отпрысков. Мне совершенно необязательно в этом участвовать.
– Ты серьезно не хочешь быть Верховным королем? – озадаченно уточняю я. Для лорда Джарела и леди Ноури этот титул был единственным желанием и наивысшей целью. Главной причиной того, что я появилась на свет. То, как Оук пренебрегает им, словно червивым яблоком, кажется мне едва ли не оскорблением.
Пусть я с ним и согласна.
– Кардан был достаточно сообразителен, чтобы не претендовать на трон, пока я не надел корону ему на голову, – говорит Оук. От этого воспоминания его губы искривляются в улыбке, но через мгновение он снова принимает серьезный вид. – Желание править Эльфхеймом разрушило слишком много жизней. Даже если ты всего лишь наследник короны, это уже довольно неприятно.
– Что ты имеешь в виду? – Я наблюдаю за ним в свете тускло горящего костра. Взлохмаченные золотые кудри падают на щеки, лицо как-то странно напряжено. Еще чуть-чуть, и я поверю, что он рассказывает мне все это, потому что хочет быть моим другом, а не ради того, чтобы притвориться уязвимым и заставить меня потерять бдительность.
Он потягивается, словно кот.
– Некоторые хотят видеть меня на троне, потому как думают, что мною легче манипулировать. Другие готовы пойти на что угодно, лишь бы ими не правила смертная королева. Они не скрывают: стоит мне сказать слово, и в мои уши польется яд их речей, а в кубки моей семьи – настоящая отрава. Что же до моей сестры Джуд, подозреваю, она не хочет иметь детей, чтобы я оставался единственным наследником. Она это отрицает, но я знаю, как хорошо она умеет лгать.
Я представляю Верховную королеву во время решающей битвы, кровь на ее лице, когда она отрубила голову змею, который когда-то был ее возлюбленным. Она сделала это, обрекая себя на поражение, ради спасения презиравшего ее мира.
Что это, если не ненависть, одновременно являющаяся надеждой?
Оук тихонько смеется, чем изрядно меня удивляет.
– Тебе не кажется, что я сегодня чересчур мрачен? Позволь показать тебе фокус.
Я смотрю на него с подозрением. Однако он всего лишь достает из кармана монетку и крутит ее на кончике пальца.
Невольно фыркаю.
Подбросив монетку, Оук ловит ее другой рукой, а потом демонстрирует мне обе ладони. Монетка исчезла.
– Как думаешь, где она?
– Ты отправил ее в Фейриленд при помощи магии? – предполагаю я, но не могу сдержать улыбку.
Ухмыльнувшись, Оук тянется к моему уху, и я чувствую, как моей шеи касается согретый его кожей металл.
Я злюсь на себя за детский восторг, но все равно его испытываю.
– Этому трюку меня научил Таракан, – говорит он, возвращая монету в карман. – Я время от времени тренируюсь.
– Я помню его, – произношу я. – Он служил при вашем Дворе Теней.
Оук кивает.
– А до этого его держали при Дворе Зубов. И не его одного.
Бомба. Ее я тоже помню. Леди Ноури называла ее Лиливер. Зная омерзительные нравы Двора Зубов, могу лишь восхититься их верностью друг другу.
– Им наверняка пришлось многое пережить.
Оук бросает на меня странный взгляд.
– Как и тебе.
– Нам нужно поспать, – через силу выдавливаю я. Если мы сейчас же не закончим разговор, я не удержусь и спрошу, собирается ли он отдать меня леди Ноури. Но тогда он узнает о моем плане и, скорее всего, наденет на меня уздечку.
Он качает головой, как будто отвечает на свои же мысли.
– Разумеется. Ты права.
Я киваю. «Правильно. Засыпай, Оук. Пожалуйста. Усни, прежде чем я передумаю уходить».
И хотя он собирается причинить мне вред, я буду по нему скучать. Мне будет не хватать его отношения к жизни – словно не может произойти ничего настолько ужасного, чтобы нельзя было над этим посмеяться.
Возможно, я даже буду скучать по брюзжанию Тирнана.
Снова ложусь на одеяло и выжидаю, считая до тысячи. Только убедившись, что принц уснул, встаю и уверенно иду в сторону границы леса. Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, следят ли за мной совиные глаза хоба. Я должна вести себя
