Хроники Птицелова - Марина Клейн
Между тем переведенная брошюра принесла свои плоды с далеко идущими последствиями. Амир обрушил на меня огромное количество листовок и книжек на арабском, потом – на персидском, потом – на том, что я сначала долго принимал за какую-то разновидность арабского, пока Асфодель не подсказал мне, что это один из диалектов курдского языка, на котором говорят в Ираке и Иране, и что обычно его называют сорани. Тогда мне впервые закралась в голову мысль, что Амира занесло куда-то не туда, но я не дал ей развиться. Я заканчивал девятый класс, на носу были выпускные экзамены, а переводы приносили хорошие деньги. Даже при том что Амир забирал себе часть заработка, я больше мог не беспокоиться ни о еде, ни о счетах, и вообще ни о чем. Поэтому я практически на автомате переводил листовки и брошюры, особенно не вникая в смысл, и возвращался к своим тренировкам по чтению и подготовке к экзаменам.
В школе от меня все давно отгородились – или, пожалуй, я отгородился ото всех. После того как я встретил Асфоделя, я неизменно отказывался идти на футбольное поле, и старые приятели постепенно отхлынули, поняв, что беготня с мячом меня больше не интересует. Я предпочитал проводить перемены, читая книги, – учителя и несколько девчонок поначалу заинтересовались, но, узнав, что именно это за книги, и они предпочли обходить меня стороной. Довершили все слухи о том, что меня часто видят в компании священника. Для них все было ясно как божий день: Маркус теперь повернут на религии, гуляет со священником и читает религиозные книги. Думая об этом, я улыбался. Если бы они только знали, что о религии мы с Асфоделем, насколько мне помнится, вообще не говорили ни слова. Лишь иногда он объяснял мне непонятные места в тех книгах, что мы взяли из церкви, но только если я спрашивал или если от правильного понимания зависела интонация, с которой я должен был читать ту или иную фразу.
Наверное, это странно, что, пока я проводил часы напролет с ангелом, мне никогда не приходило в голову спросить его о Боге, других ангелах или еще каких-нибудь небесных делах. Но я очень быстро привязался к Асфоделю и стал воспринимать его как наставника, а потом – как друга. Поэтому я считал вполне естественным обсуждать с ним свои повседневные дела и прочитанные книги. Асфодель давал мне немало ценных советов, а иногда строго хмурил брови и говорил тоном, каким, как мне думалось, говорят отцы – нормальные отцы, а не такие как мой, если я вообще не единственный обладатель столь странных родителей.
Незадолго до экзаменов в школе раздали анкеты, где мы должны были отметить, что будем делать дальше. Вариантов было три – остаться в школе, уйти в другое учебное заведение, закончить учебу. Последний, как оказалось, был только порядка ради, и выбирать его явно не полагалось, потому что в тот же день, когда я, ощутив радостное биение сердца, поставил галочку напротив надписи «закончить учебу» и сдал листок, меня вызвали к директору.
В его кабинете на меня обрушились и сам директор, и классный руководитель. Суть их слов сводилась примерно к одному – без образования жизни нет. Я пытался мягко намекнуть им, что мое будущее – не их дело, но они набросились на меня с удвоенной силой. Я понял, что надо мной нависла реальная угроза провести в стенах школы еще два года. Классная обмолвилась, что поскольку мои родители, очевидно, не принимают в моей жизни никакого участия – она, как выяснилось, успела им позвонить и услышала равнодушное «пусть будет, как хочет Маркус», – она сама намерена разобраться с этим вопросом. Директор полностью ее поддержал.
Понятия не имею, с чего они вдруг так озаботились моей судьбой, тем более что в то время я стал учиться хуже. Еще никогда я так не проклинал свое несовершеннолетие.
Прежде чем я ушел, директор еще раз назидательно повторил:
– Без хорошего образования невозможно хорошо устроиться в жизни, Маркус.
– Для того чтобы хорошо устроиться в жизни, нужны знания, а не образование, – ответил я.
– Да, а где же ты их получишь, как не в школе, не в университете?
– Из книг.
– Книги – это хорошо, но их недостаточно.
– Просто вы читали не те книги.
Я вышел из кабинета, глубоко сожалея о сказанном, – последние слова были хоть и верными, но явно лишними. Тем более что заложенного смысла никто не понял. К тому времени я прочитал довольно много книг, и кое-какие доставили мне удовольствие, другие вызвали интерес, но запойным книгочеем меня назвать все же было нельзя. Я получал удовольствие не от того, что погружаюсь в текст, и не листал страницы в погоне за знаниями. Мне нравилось читать вслух, превращать надписи в звуки, своим голосом оживлять бесчисленные истории, хотя сами истории, признаюсь, меня интересовали мало. И благодаря Асфоделю это действительно стало возможностью хорошо устроиться в жизни. А те знания, что волей-неволей оставались у меня в голове после прочтения, были скорее побочным продуктом – правда, небесполезным.
Но я боялся даже подумать о том, чтобы продолжать жить в таком темпе – чтение, поиск книг, работа, совершенно не нужная мне школа, – а то, что за меня решили взяться серьезно, не оставляло сомнений. Если не до моих слов, то после. Я подумал, что мне надо научиться молчать и говорить только тогда, когда это необходимо.
Хотелось поделиться с Асфоделем, но я по-прежнему не знал, где его искать. Как только мы встречались, начинали говорить о книгах или о чем-нибудь еще, и у меня сразу вылетал из головы этот важный вопрос. Поэтому я приплелся к Амиру в надежде, что у него появилась для меня новая порция работы, это помогло бы отвлечься.
Амир сначала, как показалось, не обрадовался моему приходу, но потом, подумав, заявил: мне надо расслабиться, поэтому я пойду с
