Брюсова жила - Василий Павлович Щепетнёв
– Понимаешь, – Корнейка смотрел на Пирога с сожалением, – есть великий закон: ежели в одном месте что-то прибавится, в другом непременно убавится. Великий маг вылечит тебе зуб в одну секунду – и в ту же секунду дырявый зуб окажется у самого мага. Он-то себе его, пожалуй, тоже вылечит, но уже не за секунду, а за час. Конечно, можно свой дырявый зуб за чужой счет починить в момент, но так Великие Маги не поступают. Вот и с раком. Великий Маг может вылечить больного раком, но сам возьмет болезнь на себя. От рака он будет исцеляться – ну, скажем, неделю. Во второй раз – месяц. В третий – год. А потом – всё. Или баш на баш. В смысле – жизнь на жизнь. Но это редко бывает… Маги – не ангелы.
– Получается, проку в твоей магии чуть, – огорченно ответил Пирог.
– И не стыдно? – возмутилась Наташа. – Спасти хотя бы одного человека от неминуемой смерти, по-твоему, пустяк? Или ради твоего зуба Корнейка должен лишиться своего, да?
– Ну нет, конечно, – смутился Пирог.
– Есть ведь и третий путь. Свой зуб можешь вылечить ты сам. Я только помогу. Травка нужна, мы ее в лесу найдем. И диета. Творожок, сыр, холодец. Через месяца два дупло и затянется.
– Это замечательно, – повеселел Пирог. – Холодец я люблю.
– А как насчет рака? – неуверенно спросил Равиль. – Его человек может – сам?
Корней молчал долго, казалось, невыносимо долго. По часам – минуты две.
– Знаешь, рак, он болезнь особая. Это как джинн в бутылке. Сидит и сидит, пока сам человек бутылку не раскупорит.
– А как же дети? В пять лет, в два, в шесть месяцев? У них-то откуда?
– То у родителей спрашивать нужно. Наследственность. Джинна выпустили они, но набрасывается тот на детей.
– И ничего… Ничего нельзя сделать?
– Отчего ж. Главное, чтобы человек понял, что его жизнь нужна другим. Тогда можно помочь.
– Сто пудов? – любил Пирог поговорки государственных людей.
– Для великого мага – девяносто девять.
– А для тебя?
– Не знаю. Ведь это – испытание. Смог помочь – великий маг. Не смог – так, фокусник, трюкач.
– Ладно, что мы все о болячках, да о болячках. Давайте лучше…
Джой поднял голову, оскалился, но не зарычал.
– Идёт кто-то.
Пришел не кто-то а сам Олег Степанович Гурьев, председатель колхоза «Великий Путь». Колхоза давно не было, вместо него организовали было акционерное общество, но с ним тоже не заладилось. А председатель остался.
– Справились? Вижу. Орлы. Знаю, что за тобой, Равиль, и проверять не нужно, весь в мать. Что ж, к собранию всё готово, не стыдно принимать людей. Вы гуляйте, гуляйте, а нам тут кое-что подправить нужно. Клуб я закрою сам, – и он пошел на сцену. Следом потянулись и другие конторские.
– Пойдем и в самом деле, что нам, – сказал Равиль, поглядывая на Джоя. Тот по-прежнему молчал, но клык из-под верхней губы был красноречивее всякого рычания.
Они вышли на улицу.
Зной спал, осенью можно было бы сказать «вечерело», но сейчас скорее подходило школьное «продлённый день».
– Ну, мы, пожалуй, пойдем, – Санька вспомнил о долге гостеприимства. Не сам вспомнил, живот подсказал. Дома, поди, и обед простыл, и вообще… Заработались.
– Куда? – Пирогу не хотелось расставаться. Вдруг Корнейка ещё что покажет. Или расскажет. Например, как собственными усилиями избавиться от дырки в зубе.
– Кушать, что подано, – вежливо объяснил Санька.
– Вот так и рушатся все начинания, – с сожалением проговорил Пирог. – Только-только подберешься к Великой Тайне, как приходит Время Обеда.
– Ничего, – Наташа взяла брата за руку, – есть ещё и Время После Обеда. Нам огород полоть, три грядки. А к вечеру…
– К вечеру и соберемся. У горелой ветлы, – у Пирога тоже были кое-какие огородные дела. Как и у Санька, да и у всех деревенских. Один колорадский жук чего стоит. Прежде, говорят, не знала наша земля такой напасти. Когда родители были, как он сейчас, жук и появился. Из Америки завезли. Когда он узнал, как он клял эту самую Америку! Но мать остудила гнев, напомнив, что и картошка тоже оттуда, из-за океана. Не было бы Америки – не было бы и картошки, помидоров, да много чего не было бы…
– А с Джоем что делать? – спросил Равиль.
– Со мной побудет. Хозяин его сейчас в таком настроении, что только обрадуется. Если спросит, ну, вдруг, так и говори, мол, учат собаку.
Собака облизнулась.
– Тоже, видно, голодная. Ладно, обедать, так обедать, – смирился с неизбежным Пирог.
Дома, если и заждались, то виду не показали. Джою удивились, но не очень, Корнейка объяснил, что взял Джоя на воспитание. Харч хозяйский, а пёс очень умный.
Обедали в саду, под рябиною. Мать расспрашивая Корнейку, как там у него на Урале. Корнейка отвечал обстоятельно, и получалось, что живут родственники жизнью самой обыкновенной. Командировки, ремонт, чистка колодца, сбор трав в лесу – как будто не маги, а обычные, деревенские люди. Быть может, родители и не знают ничего? Потом спросит у Корнейки.
– Ну, теперь отдохнете, наверное? – спросила после компота мать. – Всё ж с дороги…
– Пустое, тетя Валя. Что дорога? Спал без задних ног. И без передних. Мы вот на огород пойдем. Картошку полоть, жуков собирать.
– Ну, если хочешь… – протянула мать, но видно было, ответ пришелся по душе.
Огородов у Курачковых было два – один у дома, на десять соток, а другой, большой, на сорок соток, лежал в трех километрах от деревни. На него они с Корнейкой и пошли. Зной спал, и потому идти было легко, приятно, оглянуться не успели, как дошли.
– Вот он, наш огород, – показал Санька.
Длинные ряды уходили, казалось, за горизонт. Обман зрения, просто земля поднималась вверх, на бугор.
– Интересное местечко, – медленно протянул Корнейка.
– Место, как место. Обыкновенное.
– Не скажи… Ладно, об этом после. Что делать нужно – собрать жуков да полоть сорняки?
– Точно. У вас, на Урале, жуков колорадских много?
– Бывает, и залетают. Но против них есть старый волшебный способ.
– Какой?
– Сейчас покажу, – Корнейка прошелся вдоль
