Филип Пулман - Северное сияние
Доктор Ланселиус кивнул.
– Поразительно, – сказал он. – Я тебе очень благодарен. Я этого не забуду.
Потом он странно посмотрел на Фардера Корама и снова на Лиру.
– Могу я попросить тебя еще об одном опыте? – сказал он. – Во дворе за домом висят на стене несколько веток облачной сосны. Одной из них пользовалась Серафина Пеккала, остальными – нет. Можешь определить, какая ветка – ее?
– Да! – сказала Лира, всегда готовая похвастаться своим умением, и, взяв алетиометр, выскочила во двор. Ей не терпелось посмотреть на облачную сосну, потому что с ее помощью летают ведьмы, а она никогда этой сосны не видела.
Когда она убежала, Консул сказал:
– Вы понимаете, кто этот ребенок?
– Она дочь лорда Азриэла, – сказал Фардер Корам. – А мать ее – миссис Колтер из Жертвенного Совета.
– А помимо этого?
Старый цыган недоуменно покачал головой:
– Нет. Больше ничего не знаю. Но она странное, невинное существо, и я беспокоюсь о ней больше всего на свете. Как она овладела этим прибором, понять не могу, но я ей верю, когда она говорит о нем. А что? Что вы о ней знаете, доктор Ланселиус?
– Ведьмы веками говорили об этом ребенке, – сказал Консул. – Они живут в тех местах, где пелена между мирами тонка, время от времени до них доносится бессмертный шепот тех, кто странствует между мирами. И они слышали о таком ребенке, – его ждет великая судьба, но осуществиться она может не здесь, не в этом мире, а далеко отсюда. Без этого ребенка мы все погибнем. Так говорят ведьмы. Но осуществить предназначенное ей судьбой она должна в неведении об этом, потому что только в ее неведении мы можем быть спасены. Вы это понимаете, Фардер Корам?
– Нет. Не могу сказать, что понимаю.
– Это значит, что ей должно быть позволено делать ошибки. Мы должны надеяться, что она их не сделает, но мы не можем ею руководить. Я рад, что увидел этого ребенка до того, как умру.
– Но как вы узнали в ней именно этого ребенка? И что это за существа, которые странствуют между мирами? Я совершенно не могу вас понять, доктор Ланселиус, при том, что вы представляетесь мне честным человеком…
Но прежде чем Консул успел ответить, дверь распахнулась и вошла торжествующая Лира с веточкой сосны.
– Вот она! Я испытала их все, но эта – она, я уверена.
Консул внимательно посмотрел на ветку и кивнул.
– Правильно, – сказал он. – Что ж, Лира, это замечательно. Тебе повезло, что у тебя такой прибор, и желаю, чтобы он хорошо послужил тебе. Я хочу дать тебе на прощанье…
Он взял ветку и отломил ей маленький черенок.
– Она с этим летала? – с благоговением спросила Лира.
– Да. Я не могу тебе дать всю, она нужна мне для того, чтобы связаться с Серафиной, но этого достаточно. Береги ее.
– Буду беречь, – сказала она. – Спасибо. – И засунула ее в мешочек вместе с алетиометром.
Фардер Корам потрогал сосновую ветку, словно на счастье, и на лице его было выражение, которого Лира раньше не видела: какого-то томительного желания. Консул, проводив их до двери, пожал руку Фардеру Кораму и Лире тоже.
– Надеюсь на ваш успех, – сказал он и продолжал стоять в дверях, на пронизывающем ветру, глядя, как они уходят по узкой улочке.
– Он знал ответ про тартар еще до меня, – сообщила Лира Фардеру Кораму. – Алетиометр мне сказал, а я ему – нет. Там был тигель.
– Я думаю, он тебя испытывал, детка. Но хорошо, что ты повела себя вежливо: ведь мы не знаем, что ему уже известно. А совет насчет медведя был очень кстати. Не представляю, как еще мы могли бы о нем узнать.
Они нашли дорогу к депо – двум бетонным складам на пустыре, где торчали кусты и чахлая трава пробивалась между серыми камнями и лужами застывшей грязи. Угрюмый человек в конторе сказал им, что медведя они найдут после работы, в шесть часов, только без опоздания, потому что он сразу отправляется во двор за баром Эйнарссона, где ему подносят выпивку.
Потом Фардер Корам отвел Лиру к лучшему торговцу одеждой и купил ей теплое обмундирование. Они купили парку из шкуры северного оленя, потому что волоски у него полые и хорошо удерживают тепло, и капюшон, подбитый мехом росомахи, который сбрасывает сосульки, образующиеся от дыхания. Купили нижнее белье, пыжиковые унты и шелковые перчатки, которые вставлялись в толстые меховые рукавицы. На унты и рукавицы пошла шкура с передних ног северного оленя, самая прочная, а подошвы унтов были подбиты кожей морского зайца, такой же прочной, как у моржа, но более легкой. И наконец, купили водонепроницаемый плащ, закрывавший ее полностью и сделанный из полупрозрачных кишок тюленя.
Во всем этом, с шелковым шарфом на шее и шерстяной шапкой под большим капюшоном, ей было жарко; но их ждали гораздо более холодные края.
Джон Фаа, надзиравший за разгрузкой судна, с большим интересом выслушал рассказ о встрече с Консулом ведьм и с еще большим – о медведе.
– Пойдем к нему сегодня же вечером, – сказал он. – Тебе приходилось разговаривать с таким существом, Фардер Корам?
– Да, приходилось; и однажды драться приходилось, слава богу, не в одиночку. Надо заключить с ним договор, Джон. Не сомневаюсь, он запросит много, и сговориться с ним будет трудно; но он нам необходим.
– Да, конечно. А что твоя ведьма?
– Ну, она далеко, теперь она – королева клана, – сказал Фардер Корам. – Я надеялся, что можно будет послать ей весточку, но ждать ответа пришлось бы слишком долго.
– Ну что ж. А теперь позволь рассказать, что я узнал.
Видно было, что Джону Фаа не терпится рассказать им свою новость. На пристани он познакомился со старателем по имени Ли Скорсби, подданным государства Техас, в Новой Дании. Оказалось, что у этого человека есть аэростат. Экспедицию, в которую он нанялся, отменили из-за недостатка средств еще до того, как она покинула Амстердам, – и теперь он на мели.
– Подумай, что мы можем сделать с помощью аэронавта, Фардер Корам! – сказал Джон Фаа, потирая большие руки. – Я предложил ему наняться к нам. По-моему, нам повезло с ним.
– Повезло бы еще больше, если бы мы знали, куда двигаться, – отозвался Фардер Корам, но ничто не могло обескуражить Джона Фаа, радовавшегося новому походу.
Когда стемнело, когда припасы и снаряжение были благополучно выгружены и сложены на берегу, Фардер Корам и Лира отправились искать бар Эйнарссона. Нашли его без труда: грубый бетонный сарай с неровно мигающей неоновой вывеской над дверью, заиндевелые окна и громкие голоса за ними.
Ухабистый проулок привел их к металлическим воротам заднего двора, где стоял посреди застывшей грязи сарай с односкатной крышей. В тусклом свете из окна бара обозначилось громадное светлое тело животного, которое сидело как человек и глодало ногу оленя, держа ее обеими лапами. Лира разглядела окровавленную пасть, морду со злобными черными глазками и гору грязного, свалявшегося желтоватого меха. Еда сопровождалась отвратительным рычанием, хрустом и чавканьем.