Гай Орловский - Юджин — повелитель времени. Книга 5. Любовные чары

— Идите. Но столицу покидать запрещаю.

— Я под домашним арестом?

— Нет, — отрезала она, — вы можете еще понадо­биться.

— До того, — сказал я понимающе, — как пустить в расход?..

— В расход?

— Это наш воинский юмор такой, — пояснил я. — Как бы на повышение!.. Буду ждать, ваше величество, когда вы меня снова внушнете. Откланиваюсь...

Я откланялся с пританцовыванием и размахиванием воображаемой шляпой. И хотя здесь так не делают, но, думаю, пару раз увидят и тоже начнутся ритуальные танцы.

Я же Улучшатель как-никак.

У башни Рунделыдтотта все еще стража, уже другие гвардейцы королевы, но меня знают, молча отступили от двери. Я медленно поднимался по винтовой лестни­це, вспоминал, все ли сделал, ничего ли не забыл важного, а самое главное: сохранится ли умение вызывать портал и в том мире...

Мимо двери Рундельштотта прошел на цыпочках, пусть отдыхает после похищения, да и что могу сказать, а врать и выкручиваться без особой необходимости тоже ни к чему.

В лаборатории пусто, а вся часть стены с Зеркалом Древних завешена темным покрывалом с королевскими гербами и скачущими единорогами.

Я отцепил ткань с одной стороны, все равно никто не войдет в лабораторию за все время моего отсутствия, задержал дыхание и, выставив перед собой руку, нажал ладонью на холодную поверхность.

На миг показалось, что не прорву эту незримую плен­ку, рванулся сильнее, уже чувствуя холодок страха, едва не упал, оказавшись на той стороне в полной тьме, на ночь всегда велю выключать все фонари вокруг дома, а то мелатонин не вырабатывается в моем нежном организме, но сейчас в комнате при моем появлении сразу же зажегся красноватый свет, похожий на аварийный.

Я погасил его взмахом руки, отключил трансформа­тор и устало потащился в ванную, где стянул рубашку и швырнул в ящик для стирки.

Штаны, сапоги и все остальное сбросил по дороге, выскочивший из норки пылесос мигом подхватил, де­ловито оглядел, оценил, подумал, но измельчать не стал, а быстро почистил и понес в гардеробную.

Я встал под теплые струи душа, повозил пальцем по тачу, добавляя напор, оттемпературил по, отключил струи снизу, не фиг эту роскошь, сейчас чего-нибудь попроще...

В коридоре послышались шлепающие шаги, словно в мою сторону бежит молодой тюлень, дверь ванной комнаты рывком распахнулась.

Мариэтта, заспанная и прекрасная в томной пододеяльной наготе, замерла в изумлении на пороге.

Я инстинктивно напряг широчайшие и косые, пле­чи слегка развел и приподнял, фигура у меня нака­чанная, сам любуюсь, не зря пот проливал в трена­жерном зале.

Она проговорила в изумлении хрипловатым со сна голосом:

—Ты чего?.. Среди ночи? Я пробормотал:

—Да так... что-то не спалось...

—Ты дрых, — заявила она, — как кабан!.. А я потом заснула!

—Как птичка, — подтвердил я.

—Да, как птичка!

—А я проснулся, — сообщил я, — потому что птич­ка превратилась в лягушку.

—Лягушку?

—А кто лягался? Значит, лягушка.

В зеркале, что с нанопокрытием и потому никогда не покрывается паром, моя фигура отражается весьма эффектно, я поворачивался так и эдак, стараясь рассмо­треть, что там такое саднит на спине и плече.

Мариэтта охнула:

—Да ты весь... в синяках!

—Где? — спросил я. — Ах, это... твои пальчики, та­кие нежные пальчики твои...

—Не бреши, — заявила она, — это не я... Где был всю ночь? Где был, гад, спрашиваю?

—С тобой, — заверил я. — Ты свернулась калачиком, я тебя обхватил всю, ты почти поместилась в моих ла­донях, во всяком случае сиськи точно были там, как сейчас помню. Так и спали.

Она прошипела:

—   А потом? Когда меня прислал? Колись! У тебя не только синяки, у тебя и морда не та!

Я невольно пощупал лицо, вроде бы побрился до того, как шагнуть в Зеркало. -А чья?

—   Вернувшегося с задания, — выпалила она. — Ты смотришь иначе!.. Как будто неделю воевал в горящих пригородах Мадрида!

Я спросил мирно:

—   Там же вроде поделили страну на анклавы и за­тихли? Сейчас там почти спокойно...

Она возразила:

—   Не хитри, туда все время добровольцы едут!.. Как и к тем, исламистам. Ты там был?

Я покачал головой.

—   Проснись, детка. Я только что поднялся с постели. На часы посмотри! Или чудится, что проспала месяц?..

Она сказала зло и беспомощно:

—Ты в постель ложился другим!

—И ты клалась другой, — напомнил я. — Такой ла­сковой, нежной...

—Не бреши, — уличила она. — С тобой никогда не буду ласковой. Ласковая только с мужем и... еще одним человеком. Ладно, с двумя. Ты в их число не входишь!

—Пойду топиться, — буркнул я. — Вырою бассейн поглубже, напущу чистой воды и утоплюсь.

Она обняла меня, я довольно заулыбался, но она все­го лишь понюхала кожу и волосы, отпихнула, на лице снова жгучее подозрение.

—От тебя пахнет!

—Надеюсь, не женскими духами? — спросил я шут­ливо.

—Свинья, — выпалила она. — Порохом!.. И кон­ским потом!

—  Во как ты меня заездила, — сказал я довольно. —До конского пота... Есть, значит, порох в моих обоих пороховницах.

Она сказала зло:

—  Не отхрюкивайся! Что происходит?

—Где я только не был за неделю, — пробормотал я. Она охнула:

—Я что, проспала целую неделю?

—   Да, — заверил я, — моя сонная красавица. Или спящая, не помню. Правда, я тоже во сне где только не был.

Она вздрогнула, глаза стали большими.

—   Ладно, ты никуда не ездил, верю... Но кто-то го­ворил, что ты заказы берешь на дом! Пойду посмотрю, сколько трупов в доме!

Она исчезла, я вздохнул и попозировал перед зерка­лом, напрягая мускулатуру вот так и вот так. Еще издали услышал ее злой визг:

—     Где трупы?.. Где трупы?.. Куда спрятал, гад? Она вбежала в ванную, злая, как мангуста, я пробор­мотал:

—Признаюсь честно, закопал в саду... Но где, не помню. После того как ты мне ногой по голове вдарила.

—Я? Когда это?

—Неспокойная ты во сне, — объяснил я. — Кру­тишься в постели. Наверное, я единственный, кто с тобой еще и спит... Как там завтрак, готов?

Она указала большим пальцем себе за спину.

—Посмотри на часы. До завтрака еще два часа!

—Счастливые часов не наблюдают, — пробормо­тал я. — Ну что, долежим эти пару часов? Или ты не­счастная?

Она ожгла меня, как кнутом, злым взглядом.

—Еще какая! Я же чувствую, что ты, как все мужчи­ны, что-то скрываешь и постоянно брешешь!.. Не буду я больше с тобой спать!.. Буду сидеть с пистолетом в руке.

—Да хоть в зубах, — согласился я. — Зато не уку­сишь.

—Когда я тебя кусала?.. Ладно, то не считается!.. Почему ты мне брешешь?