Эвис: Повелитель Ненастья - Василий Горъ

К концу седьмой стражи, когда в гостиной стало уже не продохнуть, в бальном зале заиграла музыка, и большая часть приехавших к Тиерам благородных переместилась туда. Мы отправились следом. А когда определились с местом, достойным побыть Уголком Вечной Стужи, разделились — я оставил там Вэйльку, а сам пригласил Найту на танец и обрадовался, услышав в ее эмоциях искреннюю радость…

…Гулкий бас церемониймейстера, объявившего о прибытии очередного гостя, заставил меня отвлечься от общения с первой меньшицей и во время следующей фигуры танца повернуть голову направо, чтобы разглядеть в дверном проеме новый «аргумент» посла Торрена в Маллоре. «Аргумент» выглядел внушительно — был высоким, широкоплечим и ширококостным, но при этом стремительным, гибким и пластичным, как клинок, выкованный великим мастером-кузнецом. На первый взгляд, радовало и лицо: высокий лоб, искрящиеся смехом яркие голубые глаза, прямой нос, чувственные губы, вечно изогнутые в насмешливой улыбке, и твердый, чуть тяжеловатый подбородок. Но уже со второго взгляда Лограт ар Эжьен вызывал желание поморщиться или вымыть руки, ибо он пылко и самозабвенно любил самого себя, позволяя остальным либо любоваться своей статью, либо трепетать от ужаса перед вторым клинком Торрена. Обе мои Дарующие оценили его приблизительно так же: самым ярким чувством, которое присутствовало в эмоциях Вэйльки, была брезгливость, а ее «сестричка» смотрела на Торр-ан-Тиля с презрением и насмешкой.

Убедившись, что страха, опасений или неуверенности в себе не испытывает ни одна из моих спутниц, я дождался завершения танца и снова поменял даму — отвел младшую Дарующую в Уголок Вечной Стужи, а старшую забрал танцевать. Вернее, взял под руку и только-только повернулся к центру зала, как из-за группы благородных, обсуждавших недавнюю охоту, выскользнула Доргетта ар Маггор и как-то уж очень целеустремленно поплыла ко мне. Пришлось останавливаться, извиняться перед Найтой и отдаваться на растерзание другу рода Эвис:

— Рад вас видеть, Дора! Как ваше самочувствие?

— Прелестно! — по своему обыкновению, сварливо пробурчала она, затем мертвой хваткой вцепилась в мой левый локоть и попросила прогуляться с ней до ближайшего алькова.

— Представляю, какие слухи пойдут о нас с вами… — пошутил я, подставляя ей локоть.

Старуха фыркнула:

— Пффф! Будь мне лет на сорок меньше — еще куда ни шло. А теперь, когда меня с нетерпением ждут в Последнем Пристанище[2] — вряд ли!

— Скажете тоже! — ничуть не кривя душой, возмутился я, проходя в альков первым. Ибо прекрасно знал, что стараниями моих Дарующих Доргетта ар Маггор отправится в родовую усыпальницу ой как не скоро. — Вы прекрасно выглядите!

— Ты забыл добавить «для вашего возраста»! — чуть менее злобно проворчала она, а затем перешла к делу:

— Торренца видел?

Я утвердительно кивнул.

— И как он тебе?

— На мой взгляд, выглядит слишком уж самовлюбленным.

— У него есть очень веские причины быть настолько уверенным в себе! — воскликнула она, и я, прислушавшись, вдруг понял, что она опять за меня боится.

— Дора…

— Чего⁈ — нахмурилась она.

— О приезде арра Лограта меня предупредили еще утром. Поэтому я успел подготовиться…

К тому времени, когда мы с хозяйкой манора Маггор вышли из алькова, ар Эжьен успел обойти добрую половину бального зала, обменяться приветствиями с теми, кого знал сам, и с теми, кого ему представлял посол Торрена. При этом он вел себя так, как будто явился не на бал, а в свинарник, то есть, поглядывал на мужчин свысока и намерено задевал их ножнами своего меча; красивым женщинам заглядывал в вырезы, даже не пытаясь скрыть своего интереса; некрасивых высмеивал прямо в лицо, да еще и не выбирая выражения. Кроме того, рассматривал фрески на потолке и стенах, обсуждал «деревенский вкус» хозяев особняка и периодически сплевывал себе под ноги. Тем не менее, его вызывающего поведения упорно «не замечали»: те, кто натыкался на ножны меча, торопливо меняли направление движения и исчезали в толпе; мужья, отцы или братья женщин, которых мимоходом оскорбил торренец, вдруг оказывались глухи или слепы. А младшего Тиера, который наверняка отреагировал бы на это хамство, куда-то благоразумно увела мать.

Меня все это «веселье» пока не касалось, поэтому я продолжал танцевать. По-очереди с каждой из двух Дарующих. Но за Уголком Вечной Стужи наблюдал практически постоянно. Либо сам, либо с помощью камер Амси, спрятанных в ожерельях моих женщин. Поэтому видел, как во время первого прохода мимо Уголка Гирлон ар Зейвен, посол Торрена в Маллоре, поймал взгляд «отдыхающей» Найты и очень многозначительно показал ей на Торр-ан-Тильского Мясника, идущего рядом.

Через три танца, когда слух о прибытии страшного и ужасного Лограта ар Эжьена докатился чуть ли не до поваров на кухне Тиеров, а я опять кружил по залу с Вэйлькой, торренцы подошли к Уголку Вечной Стужи второй раз и остановились в паре шагов от старшей Дарующей. При этом Мясник по-хамски оглядел ее с ног до головы, уперся взглядом в грудь, обтянутую тканью, похотливо улыбнулся и многозначительно постучал пальцами по рукояти своего меча.

Дарующая намека не поняла — мазнула по нему взглядом и забыла о его существовании. Чем не на шутку разозлила ар Зейвена:

— Как видишь, я сдержал свое обещание: человек, который может заставить вас почувствовать настоящее место, прямо перед тобой. Будешь хорошей девочкой — накажет, но не грубо. Взбрыкнешь — проклянешь тот день, когда выпала из утробы матери и ударилась головой об пол!

— Пошел вон, баба в штанах! — не дослушав его речь, презрительно бросила Найта. А когда посол, услышав одно из самых унизительных оскорблений для мужчины, пошел пятнами, язвительно добавила: — Любой торренский мальчишка сказал бы «я заставлю вас почувствовать» или «я накажу»! А ты, трусливый ублюдок, сбежавший из Торр-ан-Тиля в королевство слабых душ и тупых мечей, чтобы оказаться подальше от настоящих мужчин, умудрился растерять даже остатки Духа своих предков, испугался поставить на место женщину и вызвал к себе на помощь такого же ублюдка!

— Кобылка, ты забываешься! — прошипел ар Эжьен, шагнул к Найте и залепил ей пощечину. Вернее, размахнулся, а через миг зашипел от боли, когда она, стремительно качнувшись назад, правой кистью поймала его запястье. И, рванув его на себя, ударом левой ладони снизу вверх сломала руку Мясника в локтевом суставе!

В чем нельзя было обвинить ар Эжьена, так это в неумении терпеть боль. И, заодно, в медлительности: эхо от влажного хруста еще гуляло по залу, как второй меч Торрена нанес сильнейший удар