По серебряному следу. Дворец из стекла - Корнелия Функе
Джекоб взял один пузырек, и они зазвенели, как колокольчики. Скажи ему, Джекоб, что больше ничего не хочешь знать. Но ему нужно было это знать. Для себя и для Лисы. Дзета верно истолковал его молчание.
– Если ребенок – плод большой любви, – продолжал он, – он весь состоит из любви. Поэтому мой господин в качестве вознаграждения и требует вашего первенца. Он не пожирает их, как деткоежки. Он превращает их в стеклянные флакончики.
Подойдя к Джекобу, голем взял у него из рук пузырек и положил его обратно в шкатулку.
– Эликсир, добытый таким образом, позволяет ему чувствовать любовь, избавляя от боли, которой та чаще всего сопровождается. «Дзета, я затерялся в пространстве вечного льда, – сказал он мне как-то, – и только любовь в состоянии обогреть мою грудь, где нет сердца». Он раз за разом находил смертных женщин, позволявших ему испытывать любовь. Но любовь смертных очень легко проходит, и, пока мой господин ищет следующую женщину, пустоту в своей бессмертной груди он согревает микстурой из этих бутылочек. После отношений с вашей матерью она нужна ему все чаще.
Джекоб не мог оторвать взгляд от шкатулки. Как рассказать о ней Лисе? Нет. Она никогда об этом не узнает. Ему хотелось разбить эти флакончики, но это было бы все равно что окончательно убить детей, чья любовь в них содержится. Что, если есть какое-то волшебство, способное их вернуть?
Голем, похоже, знал, о чем он размышляет.
– Каменный человек уже много чего прихватил, – шепнул он ему на ухо. – Ты, кажется, тоже нашел себе что-то по вкусу?
Бастард был занят тем, что рылся в ящиках комода. И все же, прежде чем вытащить из потайного кожаного кармана под пряжкой ремня перо, Джекоб повернулся к нему спиной. Перо человека-лебедя. Его нашла и подарила ему Лиса. Все, чего им ни коснешься, исчезало и вновь появлялось лишь там, куда указывали пером.
Джекоб коснулся пером шкатулки, и Дзета его не остановил. Что он скажет Игроку, когда тот обнаружит, что шкатулка исчезла? Джекоб его об этом не спросил.
– Ты тоже задолжал моему господину, охотник за сокровищами, я прав? – Дзета погладил взлетающих на столе лебедей. – Не обманывайся на его счет. Твоего ребенка он хочет не для того, чтобы согреть свою бессердечную грудь. Одно из зеркал давно уже предостерегало его от твоей дочери. Он попытается убить ее до того, как она увидит свет эт…
Голем схватил Джекоба за руку. Кто-то поднимался по лестнице неровным, но решительным шагом.
Дзета нетерпеливо замахал рукой, указывая на массивный шкаф. Он впихнул их между висевшей там одеждой из мира Джекоба: рубашками и костюмами, сшитыми на память о мире, приютившем Игрока на восемьсот лет.
– Вы, должно быть, заблудились, зеркальщик, – услышали они сквозь закрытые дверцы голос Дзеты. – Этот дворец – настоящий лабиринт. Стоит пойти не по той лестнице – и ты уже ошибся башней.
Раздавшийся в ответ голос Джекоб знал слишком хорошо.
– Дзета. Остроумен, как всегда. Однако я никогда не ценил это качество в големах. – Пройдя такое множество ступеней, мучитель Джекоба тяжело дышал. Так же тяжело он дышал и когда изображал пыточных дел мастера. Причинять боль возбуждало его. – У нас с Игроком было много неприятных споров об интеллекте создаваемых нами существ. Порой мне хочется, чтобы он довольствовался тем, что зачинает детей со смертными женщинами.
– Без вашего искусства, маэстро Фаббро, нас бы всех не было. – Подобострастие в голосе Дзеты звучало фальшиво. – В глину, серебро, стекло… даже в его зеркала вдыхаете жизнь именно вы. С небольшой помощью моего господина. Боюсь, он нечасто проявляет благодарность.
От Фаббро явно не укрылась издевка в его словах.
– Он соблазнил меня помогать ему. Он всегда строил бизнес на желаниях, которые есть у всех нас, – чем сокровеннее и темнее, тем лучше. Он обещает их исполнить, а взамен требует то, что удовлетворяет его вожделения. Обещания свои, нужно признать, он выполняет.
Неровные шаги Фаббро, кажется, приближались. Бастард из-за одежды смотрел на Джекоба с тревогой.
– Этот дворец и правда лабиринт, – услышали они его голос. – Так его спроектировали. Я помогал Игроку с общими чертежами. Но тебе-то откуда это знать? Дворец построили больше четырех тысяч лет назад, а тебя мы сделали тому лет триста.
– Да, наша жизнь, к сожалению, коротка, – спокойным голосом отозвался Дзета. – У нас никогда не будет такого богатого опыта, как у наших бессмертных создателей. Утешает меня только мысль о том, что эта ограниченность жизни дает нам порой освежающую свободу.
– Свободу? – Мучитель Джекоба даже не пытался скрывать презрение к голему. – Еще одно качество, уж никак для рабов не желательное. А ты раб, Дзета, даже если Игрок сделал тебя своим первым слугой.
– Свое место я прекрасно осознаю, мастер Фаббро. – Голос голема оставался невозмутимым. – И как первый слуга моего господина вынужден вас спросить: что вы делаете в этой башне? Вы ведь, уверен, помните, что вход сюда разрешен исключительно мне?
Безрадостный смех Фаббро пробудил недобрые воспоминания о бесконечных часах боли и унизительной беспомощности. Джекобу с трудом давалось оставаться в укрытии.
На вопрос Дзеты его мучитель не ответил.
– До твоих ушей дошло, – вместо этого спросил он, – что из тюрьмы сбежали двое заключенных?
– Так и есть. Об этом говорят даже на кухне.
– Ну и?
– И что, зеркальщик?
Джекоб почувствовал, что Бастард рядом с ним ощупью ищет нож.
Долгое время было тихо, а затем Джекобу вновь послышались шаги. Да, они приближались. Он хотел распахнуть дверцы шкафа, чтобы опередить Фаббро, но его удержал голос Дзеты:
– Я действительно вынужден просить вас уйти. – Голос голема звучал по-прежнему невозмутимо, но теперь глина стала твердой и шероховатой. – У меня есть четкие указания моего господина. Никто не переступает порог башни, только он.
– А ты?
– И я. – Глина превратилась в камень.
– И как это вечно подозрительный Игрок доверяет какому-то глинолицему слуге? – На этот раз в голосе Фаббро слышалась неприкрытая ярость.
– Он написал рецепт, по которому вы меня сделали.
– Это касается и двух сотен остальных големов в этой крепости.
– Двухсот двадцати трех.
За этим последовал звук, как если бы кто-то ударил по чему-то глиняному.
– Попридержи язык, голем. Его так же легко…
– Я больше не буду повторять, мастер Фаббро, – перебил его голем. – Немедленно покиньте эту башню!
– Или что, раб? – По голосу Фаббро было понятно, с какой радостью он утащил бы Дзету вниз, в пыточную, где забавлялся с Джекобом.
– Ну… докладывая моему господину о продвижении строительных работ, я буду вынужден проинформировать его и о том, что вы не последовали моему многократно высказанному вежливому требованию уважать приватную сферу этой башни.
За этим последовала долгая тишина.
– Настанет день, Дзета… – Фаббро не обладал чувством юмора, которым маскировал исходящую от себя опасность Игрок. – Настанет день, когда Игрок уже не будет тебя защищать. На моей памяти это было бесчисленное количество раз. Он приближает к себе какого-нибудь любимчика, пока тот верен ему как собака. Он поощряет его расти и упиваться собственной смышленостью только для того, чтобы потом еще больше насладиться,
