Канцелярская крыса. Том 2 - Константин Сергеевич Соловьев
– Надеюсь на то. Логический компонент «Лихтбрингта» будет вынужден обрабатывать гигантское количество хаотической информации, увеличивающееся с каждой минутой. Думаю, предел прочности есть даже у детища профессора Неймана. Рано или поздно нагромождение противоречий разрушит все его логические контуры, связь между ними сделается невозможной. Что-то вроде инсульта, полагаю. Ну а лишившись тела, адская сущность станет беспомощной, ведь только оно держало ее в нашем мире…
– ГЛУПЕЦ.
Герти побледнел. Ему пришлось схватиться за стол, чтоб удержаться на ногах.
– НИКЧЕМНАЯ ЖАЛКАЯ КРЫСА. НЕУЖЕЛИ ТЫ ДУМАЛ, ЧТО ЭТО ТЕБЕ ПОМОЖЕТ?
Несколько приборных панелей в кабинете полыхнули, циферблаты лопнули, превратившись в слепые глаза, из которых уже потянуло дымом. Кто-то из клерков молча рухнул с изрезанным осколками лицом. Адский оркестр грянул вновь, с такой силой, что Герти показалось, будто из ушей его вот-вот хлынет кровь, а мозг превратится в комья липкой каши. Но теперь это был не бессмысленный скрежет, а хор воющих от боли человеческих голосов, в котором Герти на мгновение, оцепенев от ужаса, расслышал и свой собственный.
– ГОТОВЬТЕСЬ УЗРЕТЬ СВЕТ. МЫ СКОРО БУДЕМ ВМЕСТЕ. ОДНОЙ БОЛЬШОЙ ДРУЖНОЙ СЕМЬЕЙ.
– Он отключил часть блоков! – крикнул один из техников, задыхающийся и истекающий кровью. – Все контуры ввода не функционируют.
– Дьявольская прозорливость, – произнес мистер Беллигейл с горькой иронией. – Эта тварь оказалась слишком хитра, чтоб позволить запереть себя в ловушке. Стоило это предвидеть. Но сейчас, конечно, уже слишком поздно. От ада нас отделяет одна минута. И, судя по всему, на этот поезд мы с вами не опоздаем…
Герти готов был закричать от отчаяния. Как глупо с его стороны было надеяться на то, что жалкий человек способен изгнать существо столь могущественное, что дерзнуло бросить вызов самому Творцу! Он и в самом деле хотел запрудить море, бросая в него гальку. И второй секретарь совершенно прав. В сущности, все уже кончено, хотя они еще ощущают себя живыми. Дьявольскую машину невозможно остановить. Еще несколько секунд – и Сатана ступит в орущий от ужаса и боли мир и превратит весь Новый Бангор в распахнутую багровую рану.
– БЕЗ ОДНОЙ МИНУТЫ ПОЛНОЧЬ. ДА БУДЕТ СВЕТ.
Мистер Беллигейл хладнокровно перезарядил свое оружие. Даже сейчас, на пороге мучительной смерти, он выглядел собранным и уверенным в себе.
– Жаль, что все произошло именно так, – пробормотал он, протирая в последний раз неизменное пенсне. – Хотелось бы выкроить еще немного времени. Выпить бокал хорошего вина, выкурить сигару, кое-что вспомнить… С другой стороны, не стоит обставлять такую ничтожную вещь, как смерть, излишне громоздкими ритуалами. Что ж, господин Сатана не понаслышке знает, как умирают подданные Ее Величества. Придется уж нам соответствовать образу. Вашу руку, полковник! Нам не довелось быть сослуживцами долгое время, но, клянусь старой доброй Англией, работать с вами было для меня удовольствием. У короля много![35]
Герти машинально пожал протянутую ему руку.
И больше сделать ничего не успел, потому что в Канцелярию ступил Несущий Свет.
* * *
Мир изменился. Его черты вдруг стали плыть и уродливо искажаться, как у больного проказой. Все, что окружало Герти, начало принимать иной облик, трансформируясь во что-то чудовищное и невозможное. Кабинет словно накрывало алым маревом, в котором, пока еще смутно и медленно, появлялись адские порождения.
Медные рупоры стали превращаться в оскаленные человеческие рты, торчащие из голого камня. Они шевелили распухшими языками и исторгали вперемешку с гноем и пеной звучащие песнью гиены слова давно мертвых наречий. Из всех углов гигантскими змеями выныривали и скользили ржавые цепи, сплетаясь в немыслимые узоры. На стенах распускались алыми звездами нарывы, извергающие из себя потоки дурно пахнущей несвежей крови.
– НАКОНЕЦ МЫ СМОЖЕМ С ВАМИ ПОЗНАКОМИТЬСЯ ЛИЧНО, МИСТЕР УИНТЕРБЛОССОМ. ВАМ СТРАШНО? НЕ ПЕРЕЖИВАЙТЕ ЧРЕЗМЕРНО. ВАМ БУДЕТ СТРАШНО ЕЩЕ МНОГО ТЫСЯЧ ЛЕТ, ПОКА Я БУДУ МЕДЛЕННО УНИЧТОЖАТЬ ВАШЕ ТЕЛО И РАЗУМ. ВЫ ДАЖЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ, КАК МНОГО МОЖЕТ ВЫТЕРПЕТЬ БРЕННОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ТЕЛО И КАК БОГАТА МОЯ ФАНТАЗИЯ. ВЫ БУДЕТЕ МОИМ ГЛАВНЫМ БЛЮДОМ. Я БУДУ НАСЛАЖДАТЬСЯ КАЖДЫМ ВАШИМ КРИКОМ, КАЖДЫМ СТОНОМ, ДАЖЕ КОГДА ВЫ УТРАТИТЕ ПРОБЛЕСКИ РАЗУМА, ПРЕВРАТИВШИСЬ В ВИЗЖАЩУЮ И УМОЛЯЮЩУЮ УМЕРТВИТЬ ЕЕ ПЛОТЬ.
Один из клерков, не выдержав, бросился к двери кабинета. Но миновать ее не успел. Неведомая сила, мерцающая в дверном проеме, мгновенно смяла его, легко и бесшумно, как комок бумаги. Еще один выхватил револьвер и принялся стрелять по стенам, но не успел сделать и трех выстрелов, когда плоть, размягчившись, стала стекать с его костей на пол.
Из пола, расчерченного багровыми пульсирующими венами, начали выпирать зубы, огромные и уродливые. Остатки мебели стали сплетаться между собой, сделавшись хитиновыми, как отломанные члены гигантских насекомых. Конструкции, которые они порождали, не могли относиться к миру смертных и нарушали все мыслимые законы физики и геометрии. Одного взгляда на них было достаточно, чтоб сознание начало трепыхаться в черепе, не в силах воспринимать окружающее.
Герти, полумертвый от ужаса, мог лишь беззвучно открывать и закрывать рот, наблюдая за тем, как меняется комната, делаясь филиалом адского царства. В ней больше не было воздуха, он превратился в ядовитый газ, непригодный для дыхания и раскаленный настолько, что обжигал кожу.
– ДЛЯ ВАС Я ПРИДУМАЮ ЧТО-ТО ИЗЫСКАННОЕ, МИСТЕР УИНТЕРБЛОССОМ, – прошептал с ужасающей нежностью голос. – НЕЧТО ТАКОЕ, ЧТО ВЕЛИЧАЙШИЕ МУЧЕНИКИ ВАШЕЙ ИСТОРИИ ПОКАЖУТСЯ ЖАЛКИМИ САМОЗВАНЦАМИ.
Герти побежал бы, если бы его ноги не превратились в неподвижные, мертвые отростки. Он даже не мог закричать – горло стиснуло спазмом, жестким, как гаррота опытного убийцы. Возможно, спасением было бы просто закрыть глаза, но даже этого он сделать не мог. Он мог лишь наблюдать за тем, как сходит с ума мир, все стремительнее превращавшийся в чудовищное порождение нечеловеческой фантазии.
Оскаленные рты в потолке вопили как безумные, роняя на пол осколки зубов. Страдальчески кричали тела, вплавленные в камень, чья кожа бурлила и покрывалась пузырями. Скрежетали дергающиеся в багровой завесе аппараты, сложенные из человеческих костей и хитина.
Но все это на миг замолкло, когда в мир ступило то, что было их хозяином.
Кровь, извергаемая язвами, вдруг перестала быть жидкой и подчиняться каким бы то ни было законам. Она начала сплетаться в грязно-алые струны – подобно тому, как сплетается, твердея на глазах, паучья паутина. Эти струны устремились в центр кабинета и, словно шелковая нить на клубок, стали наматываться на что-то, что находилось там, пока еще бесплотное и невидимое. И как только обозначились контуры,
